Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер
Шрифт:
Обещаю, что ты не пожалеешь о своем решении. Я изо всех сил буду стараться, чтобы в твоих восхитительных глазах не погас свет радости, а улыбка не сходила с твоих прелестных губок.
Твой преданный слуга,
Дж.».
Джеральд вернулся на Джерси и погрузился в привычный хаос. Он оказался один в своей квартире. Ли направлялась в Америку, он сам жил на чемоданах в ожидании отъезда. И в этот момент он ощутил бесконечное одиночество. Чтобы справиться со своими чувствами, он принялся писать письмо любимой. Все время, пока они были в разлуке, он постоянно писал ей — письма, стихи, рисунки, телеграммы, длинные рассказы, гимны ее красоте, любовные истории и комические зарисовки, непристойные лимерики и интимные признания. Джеральд всеми силами старался преодолеть боль расставания. Его письма — это самый удивительный документ в истории зоологии. Сначала они были случайными и в своем роде исследовательскими. Но потом его письма стали частыми и невероятно откровенными.
«Дорогая леди.
Я
Нас ждет прекрасное будущее, и я не могу дождаться, когда же оно наступит. Я хочу, чтобы ты была счастлива и радостна. Я хочу сделать каждый день праздником для тебя, хочу, чтобы ты радовалась и светилась от счастья. Я хочу, чтобы ты смеялась — я так люблю твой смех, похожий на пение флейты. Я сочу согреть и защитить тебя своей любовью. Ты стала самым важным человеком в моей жизни. Важнее тебя для меня ничего нет. Я шел по жизни, как слепец, и только ты сумела вернуть мне утраченное зрение.
Я люблю тебя,
Дж.».
На следующий день он написал новое письмо. Написать его было очень трудно, но он должен быть честным, даже если эта правда будет ужасной. Он встретил другую женщину, и они безумно полюбили друг друга. Ее зовут Араминта Граббл, ей восемьдесят четыре года, но она все еще очень стройна. Она дает уроки вязания. Они решили пожениться и открыть ферму белых медведей на Баффиновой Земле, где будут фотографировать детей с медвежатами. «Если тебе доведется побывать на Баффиновой Земле, — заканчивал он свое послание, — заходи. Мы с радостью сфотографируем твоих детишек с самыми симпатичными медвежатами. Твой визит очень нас порадует».
3 марта 1978 года Джеральд и Александра наконец-то улетели в Калькутту. Джеральд впервые ступил на землю своей родины, которую покинул почти пятьдесят лет назад. Тогда ему было три года. «Мы испытали настоящий культурный шок, — вспоминала Александра. — Жара, влажность, запахи, нищета, полное безразличие к человеческой жизни, страдания детей. Нам хватило одной дороги от аэропорта до центра города. В центре нас поразило обилие нищих. Они жили под грязными навесами, между которыми не оставалось ни малейшего зазора». Путешественников принимала чайная компания «Макнил и Маджор». К ним относились так, словно они были представителями королевской семьи. Всю подготовку экспедиции взял на себя Ричард Маджор, директор компании. Ричард всегда делал щедрые пожертвования в Фонд и активно интересовался ситуацией с карликовой свиньей. Джеральда с Александрой поселили на великолепной вилле с кондиционерами, английским садом, вышколенными слугами в белых тюрбанах, готовыми исполнять любое их желание. Но за стенами этого дворца царила все та же нищета. «Джерри сразу же почувствовал себя дома, — вспоминала Александра. — Но он был слишком занят собственными мыслями, чтобы замечать что-то вокруг себя. В Ассаме он был отстраненным и далеким. Он чувствовал, что должен находиться рядом с Ли а не гоняться за крохотной свиньей на другом конце света».
Во время своей индийской поездки Джеральд не переставал писать письма в Северную Каролину. Он безумно хотел получить письмо от Ли, а получив, сразу же бросался отвечать. Он хотел знать, разорвала ли она помолвку со своим американским женихом. В своем первом письме из Ассама 4 марта 1978 года он писал:
«Моя дорогая Макджордж,
ты должна знать, что я буквально умираю от тоски. Целых два дня я пытался дозвониться до тебя. В Калькутте мне сказали, что твой телефон не отвечает. Мы пытались весь день до часа ночи — но безрезультатно. Сегодня мы вылетели в Ассам, и я снова начал свои попытки. Теперь мне сообщили, что твой телефон отключен. Единственное, что мне осталось, это самоубийство. Сейчас пойду и брошусь под ноги слону!
Любимая моя Ли, я прилетел в Калькутту и сразу же получил твою милую телеграмму. Дорогая, я рад, что твои родители и друзья вполне благополучны, но еще более я рад, что с тобой все в порядке. А когда я прочел, что ты советуешь мне беречь себя, и увидел подпись «с любовью Ли», мое сердце замерло, я чуть не упал. С любовью?! С любовью?! Что случилось с моей хладнокровной зоологиней? Что произошло с твердокаменной Макджордж, с девушкой, которая постоянно повторяла, что не любит меня? Что случилось с холодной, расчетливой Макджордж, которая решила выйти за меня только из-за того, что я могу быть ей полезен? В следующий раз ты должна будешь написать мне, что скучаешь без меня. Ради всего святого, Макджордж, разберись в себе и не посылай больше таких телеграмм!
Если только ты действительно не имеешь в виду то, что пишешь…
Я заканчиваю свое письмо теми же словами, что и ты. Надеюсь, что сила твоих чувств не меньше, чем моих.
Береги себя, моя дорогая.
С любовью. Джерри».
Джеральд и Александра путешествовали по Ассаму на самых разнообразных видах транспорта — на джипе, самолете, слоне, надувной лодке. Первую остановку
Из Гаухати они отправились в национальный парк Казиранга, где жили индийские носороги. Из Казиранга Джеральд написал Ли 6 марта. Он жаловался ей на то, как трудно было отправить ей телеграмму с местной почты.
«Они были очень любезны и нашли большую книгу, чтобы рассчитать, во что обойдется отправка любовной телеграммы в Северную Каролину. Вот тут-то и возникло непреодолимое препятствие. Все служащие столпились вокруг книги, как муравьи, и принялись спорить, отчаянно жестикулируя. В конце концов на шум вышел сам начальник почты. На нем был белоснежный тюрбан, он жевал бетель и выглядел, как Орсон Уэллс. Но даже этот замечательный человек не смог разрешить проблемы. Тогда они зазвали меня за стойку и провели во внутреннее помещение. И там они показали мне свой талмуд. На книге большими буквами было написано сакраментальное название «Северная-Южная Каролина». Удивленные почтальоны никак не могли взять в толк, почему я хочу отправить телеграмму только в Северную, когда нужно писать Северная-Южная? Я объяснил им, что есть Каролина Северная, и есть Каролина Южная, а в книге их объединили, потому что тарифы одни и те же. Почтальоны недоверчиво переглянулись. Как могла их почтовая Библия проявить такое коварство? Этого не может быть! К этому моменту вокруг меня собрались уже все служащие почты, весьма заинтересованные проблемой существования Северной и Южной Каролины. По другую сторону стойки собралась приличная толпа индийцев, которые хотели купить марки, конверты, открытки, а также отправить телеграммы в приличные места, вроде Калькутты. Атмосфера накалялась с каждой минутой. Наконец-то прибыл генеральный начальник почты. На вид ему было около ста восьми лет, а в его бороде спокойно могли бы поселиться пятьдесят попугаев. При его появлении все начали громко кричать. Я испугался, что от такого шума почтенного старца прямо тут хватит кондратий. Но, когда они объяснили ему ситуацию несколько раз и когда он выслушал мои объяснения (на этот раз довольно невежливые, потому что мне никто не верил), он достал весьма пыльные очки, надел их и уставился в Библию. Воцарилась полная тишина. Было слышно, как одуванчики пробиваются из-под земли. Затем старец снял очки, прочистил горло и дрожащим пронзительным голосом заявил, что я был прав — есть Каролина Северная и есть Каролина Южная, а тарифы одни и те же. Несчастные почтальоны с облегчением вздохнули и с восхищением уставились на меня, умнейшего из белых людей. Они улыбались мне, хлопали меня по плечу, пожимали мне руку, даже принесли чашку бледного и безумно сладкого чая, чтобы я мог выпить, пока все присутствующие не прочтут мою телеграмму. Слава богу, они не стали читать ее вслух. Затем они выписали мне квитанцию, и я смог уйти, отказавшись от новой чашки чая. Маленький индус, затеявший всю эту кутерьму, постоянно извинялся, но тем не менее с гордостью заявлял, что они сделали все правильно. Похоже, это была самая дорогая телеграмма, отправленная из этого отделения за всю историю его существования».
Пять дней спустя Джеральд и Александра прибыли в Пертабхур и разбили лагерь на берегу реки Субансири, где намеревались поймать редкого пресноводного крокодила с длинными тонкими челюстями — гавиала. 11 марта Джеральд писал Ли:
«Дорогая Макджордж,
я только что прибыл в Пертабхур, где меня уже ждала твоя телеграмма. Дорогая, ты не должна посылать таких телеграмм, если так не думаешь. От них мое сердце замирает, а разум мутится. «Я люблю тебя» — ты действительно хочешь сказать именно это или просто думаешь, что я хочу это от тебя услышать, и пишешь так из чувства долга? Дорогая Макджордж, если это правда, то не могу передать тебе, как я счастлив и польщен. Но хочу еще раз повторить — я ни к чему тебя не обязываю. Я просил тебя выйти за меня замуж совершенно сознательно, не обманываясь на собственный счет. Пожалуйста, не принуждай себя любить меня против своей воли. Я не ОБИЖУСЬ на тебя!
Если же, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, ты действительно сумела полюбить меня, то я безумно счастлив. Я смогу свернуть ради тебя горы, достать луну с неба, чтобы ты могла носить ее вместо сережек, вплести в твои волосы радугу. Я буду охранять тебя, как престарелый тигр! Пожалуйста, напиши мне, что в твоих словах правда, а что нет…
Думаю, тебе будет приятно узнать, что все женщины в Ассаме очень красивы. Если я сумел остаться тебе верен здесь, то смогу и в любом другом месте. Завтра мы уезжаем в лагерь, где ловят слонов, потом посмотрим петушиные бои, а потом отправимся на поиски карликовых свиней. На Пасху мы переберемся в холмы — это место называется Шиллонг, а оттуда вернемся в Калькутту, откуда я наконец-то смогу позвонить тебе и услышать твой сладкий голос…