Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер
Шрифт:
В каждой бочке меда всегда найдется ложка дегтя. Такой ложкой дегтя в мадагаскарской экспедиции Даррелла стали мухи — комнатные мухи, слепни, оводы и множество других видов. Нашествие мух усугублялось непереносимой жарой — даже по утрам градусник показывал не меньше сорока градусов. «Мухи совершали самоубийство в вашем стакане с пивом по десятку за раз», — писал Джеральд. Полотнища палаток и столы были черны от полчищ мух. Мухи облепляли лицо, руки, ноги. Они жалили так, писал Даррелл, «словно какой-то жестокосердный миллионер гасил о ваше тело толстые, дорогие гаванские сигары». Но природа даже в своих самых неприглядных проявлениях никогда не раздражала Даррелла. «Посмотрите на обычную комнатную муху или москита под микроскопом, — писал он, — и вы сразу же будете поражены архитектурной красотой их тел. Сложный глаз комнатной мухи — это чудо творения». Эдвард Уитли описывает лагерь экспедиции как сущий бедлам, сборище всевозможных ночных
Мадагаскарская экспедиция позволила Джеральду и Ли ознакомиться с развитием проекта по разведению мадагаскарской клювогрудой черепахи (ангоноки, как ее называли на острове). Это крупнейшая и наиболее впечатляющая черепаха из четырех видов, населяющих остров. Порой эти черепахи достигали двух футов в длину и весили до сорока фунтов. Клювогрудые черепахи являются редчайшими на земле, так как обитают только на северо-западе Мадагаскара и численность их неуклонно сокращается из-за выжигания кустарников, где они селятся, а также из-за завезенной на остров африканской дикой свиньи.
В 1985 году Специализированная группа по черепахам при Международном союзе охраны природы обратилась в Джерсийский Фонд с просьбой принять участие в спасении клювогрудой черепахи. Проект осуществлялся в лесничестве Ампидзуороа неподалеку от города Махадзанга. Руководил проектом Дон Рейд, помогал ему Жермен Ракотобеарисон, выпускник Джерсийского подготовительного центра. Ли и Эдвард Уитли с радостью убедились в том, что черепахи благополучно размножаются.
Джеральд не смог посетить Ампидзуороа, так как слег с лихорадкой и был вынужден оставаться в комфортабельном отеле «Кольбер» в Тане, наслаждаясь кондиционированным воздухом, холодным пивом, прохладным душем и горячими лягушачьими лапками. Но благополучие, наступившее в судьбе клювогрудых черепах, настраивало его на лирический лад. «Я держал в руках четырех детенышей клювогрудой черепахи, — писал он, — и был счастлив. В моих руках лежачи четыре крохотных, согретых солнцем камушка, гладко отшлифованных и изваянных ветром и волнами». Ли ворковала над черепашатами, восхищаясь их яркими глазками, цепкими коготками, крепкими лапками, напоминающими окаменевшие листочки крохотного дерева. «Ничто не сравнится с тем, когда ты видишь и держишь в руках плоды своего труда. Эти круглые комочки жизни в наших руках стоили всех тех усилий, всех просьб, всей борьбы с местной бюрократией, всех долгих месяцев планирования и кропотливой работы. В наших ладонях сидели крохотные, похожие на пирожки с румяной корочкой черепашата, символизирующие будущее своего вида. Мы знали, что, если защитить их от невзгод, эти необычные допотопные создания смогут размножаться и покажут новым поколениям, каким был мир раньше».
Джеральд и Ли заехали и на Маврикий, где Джерсийский Фонд вот уже пятнадцать лет осуществлял проект по охране окружающей среды. За это время был достигнут существенный прогресс. Когда Джеральд впервые посетил остров, численность маврикийской пустельга сократилась до четырех особей, розовых голубей оставалось всего двадцать. На острове Родригес жило сто двадцать уникальных золотых крыланов, обитающих только здесь, а на Круглом острове численность уникальных рептилий и растений сокращалась с пугающей скоростью — всему виной были кролики и козы, неосмотрительно завезенные еще в начале XIX века.
После того как все усилия местного правительства закончились ничем, на помощь пришел Джерсийский Фонд. С помощью Новозеландского общества охраны природы и австралийского военно-морского флота (предоставившего вертолет) начались работы на Круглом острове. В 1990 году проблемы Круглого острова остались в прошлом. На Джерси и на самом Маврикии были созданы жизнеспособные колонии маврикийской пустельги, розовых голубей и золотых крыланов. В Джерсийском зоопарке активно размножались гекконы, сцинки и боа с Маврикия. Благодаря активной работе Карла Джонса на Маврикии численность редчайшей птицы, маврикийской пустельги, существенно увеличилась. «Если кому-то и удалось вернуть редкий вид из бездны забвения, — писал Джеральд, — так это Карлу». К 1990 году Карлу удалось получать пятьдесят птенцов пустельги каждый год. Он уже выпустил 112 молодых птиц на волю — великолепное достижение. В одном из последних лесов, оставшихся на острове, он со своими помощниками занимается возвращением в природу выращенных в неволе розовых голубей. Джеральд писал:
«Пока мы сидели и болтали, произошло нечто удивительное. Раздался громкий шум крыльев, и розовый голубь уселся на дерево в двадцати футах от нас. К нашему удивлению, это оказалась птица, выращенная на Джерси и присланная на Маврикий в рамках нашего проекта, — мы поняли это по кольцу на ее лапке. Голубь вспорхнул, а потом уселся перед нами во всей красе,
Впоследствии Джеральду довелось стать свидетелем не менее удивительного события. Вместе с Ли и Карло Джонсом он отправился осмотреть те утолки леса, где были выпущены на свободу птенцы пустельги. Карл стал подманивать птиц, имитируя их крики, а Джеральд стоял подобно статуе Свободы, держа в вытянутой руке дохлую мышь в качестве приманки.
«Вот, вот они летят! — воскликнул Карл.
В воздухе послышался легкий шорох, словно пролетел ангел, а потом мелькнуло коричневое тело, блестящий глаз. К моим пальцам легко прикоснулись острые когти, и мышь исчезла, а пустельга унеслась, крепко держа добычу. Удивительно было видеть эту птицу, которой было суждено погибнуть — ведь в природе оставалось всего четыре особи. А теперь, благодаря разведению в неволе, я могу угостить эту замечательную птицу мышью».
Вернувшись на Джерси, Джеральд и Ли сразу же отправились в зоопарк проведать новых обитателей, которых им предстояло спасти: прекрасных капидоло с блестящими панцирями, восхитительных змей, гладких и теплых, как морские камушки, гигантских прыгающих крыс, пушистых кротких лемуров и самых удивительных животных, ради которых и была затеяна вся эта экспедиция, — «наше маленькое племя Зверей с Магическим Пальцем».
«В своей жизни я повидал почти всех животных — от китов-убийц до колибри размером с перышко, от жирафа до утконоса, — писал Джеральд. — А теперь, видя, как ай-ай деловито снуют по своим клеткам, пытаясь выяснить, что бы можно было найти и съесть, я испытал огромное облегчение. Я чувствовал, что завершил очень важное дело». Джеральд взял на руки ай-ай, которого он назвал Маленьким Принцем. «Огромные уши, великолепные, спокойные, но заинтересованные глаза красивейшего цвета, странные черные, мягкие ручки, магический палец, изгибающийся, как викторианская застежка» — таким предстал перед Джеральдом ай-ай. Джеральд вспоминал: «Я подумал о животных, спасенных нами на Маврикии. Если бы нам только удалось сделать то же самое для этих удивительных зверьков, привезенных нами с Мадагаскара! Если бы с нашей помощью и с помощью других людей можно было бы спасти обитателей чудесного острова Мадагаскар, если бы мы смогли вернуть потомство Маленького Принца на остров — может быть, это послужило бы извинением тому, что человек сделал с природой».
Маленький Принц смотрел на Джеральда блестящими глазами, его уши поворачивались в разные стороны, словно антенны. Зверек нежно перебирал бороду Джеральда. А потом он беззаботно запустил свой магический палец в ухо Джеральда. «Мы прошли полный круг, — закончил Джеральд рассказ об этом бесконечном путешествии. — Но, как всем нам известно, у круга нет конца».
Пока Джеральд путешествовал по Мадагаскару, в возрасте семидесяти восьми лет умер его старший брат Лоуренс. На протяжении последних лет он тяжело болел. Одно время он очень много курил, из-за чего возникла эмфизема легких. За три года до смерти он чувствовал себя так плохо, что с трудом мог передвигаться по дому. В последние дни своей жизни Лоуренс Даррелл являл собой печальное зрелище — больной, мрачный, скучающий, подавленный, вечно пьяный, запертый в своем доме. «Он слишком устал от жизни», — писал Джеральду близкий друг семьи, незадолго до смерти навестивший Ларри.
Последняя подруга Лоуренса Франсуаза Кестман рассказывала Джеральду о смерти брата. 7 ноября 1990 года она вышла из дома, чтобы отвести младшего сына в школу и купить чего-нибудь на завтрак. Когда она вернулась, Лоуренс был уже мертв. Он умер мгновенно от кровоизлияния в мозг. Через несколько дней его тело было кремировано в Оранже, а прах захоронен в маленькой церкви в Соммьере, где покоился прах Клод.
«Я всегда считал своего старшего брата невнимательным, — писал Джеральд. — И мое мнение подтверждает тот факт, что Ларри решил умереть именно в тот момент, когда я находился в очень важной экспедиции на Мадагаскаре, где нет ни самолетов, ни факсов, ни телефонов, ни даже приличных дорог. Я узнал о его смерти несколько дней спустя, когда было уже поздно утешать двух его бывших жен, бесчисленных подружек и столь же бесчисленных друзей во всем мире». Ларри заменил Джеральду отца. Он всегда, был готов помочь младшему брату советом. Именно Ларри заставил его поверить в себя, именно он открыл ему красоту и загадочность английского языка, именно он сделал из Джеральда писателя. «И вот он ушел, — писал Джеральд. — Пронесся в нашей жизни, как комета, оставив за собой блестящий шлейф людей, которые любили его, восхищались им, а норой и смеялись над ним. В жизни всех этих людей после его ухода образуется пустота, которую ничем не заполнить. Они будут скучать по нему. Я тоже».