Джевдет-бей и сыновья
Шрифт:
Тут вернулся Сулейман-бей, проследил взгляд своего гостя и сказал:
— Как ужасна смерть… — Потом, не глядя на Рефика, прибавил: — Однако в этой ситуации есть и кое-что обнадеживающее. Республика перенесла тяжелую утрату с достоинством. Мы не поддались ни страху, ни тем более панике. Это большой успех… Вам сколько сахару?
Некоторое время говорили о жизни и смерти, молодости и старости. Потом разговор перешел на другие темы — двум умным людям, один из которых был еще молод, а другой — еще не стар, хотелось получше узнать друг друга. Сулейман
— Он говорит, что хочет стать инженером. В наши дни молодежь интересуется техникой. А во времена моей юности все хотели быть военными…
— Но вы-то, наверное, не хотели. Если не ошибаюсь, вы окончили университет в Москве и…
— Да, но я сейчас не об этом. Мой сын хочет стать инженером, и я не против. К тому же, прочитав ваши письма, я понял, какой разносторонний ум может быть у инженера. Но энтузиазма в мальчике нет, вот что меня немного огорчает. Неужели, спрашиваю я, молодежь равнодушна к идущим в стране реформам?
— Да, энтузиазм — это важно.
— Важно, но для молодежи…
— В вас ведь энтузиазм кипел, не так ли?
— Да. В молодости — да. — Сказав это, Сулейман-бей нервно махнул рукой и переменил положение ног. — Но сегодняшняя молодежь, скажу я вам, чрезвычайно инертна и не знает, чем живет общество. Мой сын нисколько не интересуется тем, что происходит в стране. Его интересуют механизмы, электрические приборы. Как радио работает… Замечательно, кто же спорит! Я сам утверждаю, что нам в первую очередь нужно развитие техники и промышленности, но такая инертность меня огорчает.
— Да, для избавления от средневековой тьмы промышленность тоже необходима, — сказал Рефик и подумал, что для него весь разговор сводится к одной только теме.
— Вы никогда не интересовались педагогикой? — неожиданно спросил Сулейман-бей.
— Нет, пока особо не интересовался, — ответил Рефик и счел свой ответ банальным.
— В такой стране, как наша, без педагогики никуда! Как вы собираетесь обучать крестьян? Я сейчас говорю не только о вашем проекте. Крестьяне не в состоянии понять, в чем их благо, и не верят тем, кто им этого блага желает.
Рефик понял, что неожиданный поворот беседы подвел их к разговору о его проекте.
— Я считаю, что прежде необходимо принять некоторые экономические меры.
— Хорошо, а если крестьяне выступят против этих мер?
— Мне не кажется, что предусмотренные моим проектом меры вызовут противодействие крестьян, — горячо сказал Рефик. — В моем проекте…
— Знаю, знаю, читал я ваш проект! — Сулейман-бей выдвинул ящик, достал папку, которую Рефик переслал ему десять дней назад, и положил на край стола. — Но как вы собираетесь его осуществлять?
— Вот об этом, сударь, я и хочу с вами поговорить, — сказал Рефик и рассердился на себя: «Снова назвал его сударем!»
— Но я не одобряю ваш проект.
— Простите?
— Я ваш проект не одобряю. Вы хотите превратить Турцию в какой-то крестьянский рай.
По тону экономиста
— Я хочу, чтобы Турция стала раем для всех!
— Да, по вашим письмам я так и понял. Все этого желают или говорят, что желают. Вы говорите о просвещении. Но кому на пользу пойдет это просвещение? Крестьянам, народу, бедноте? Превосходно! Однако откуда вы возьмете средства на эти благие цели, из внутренних источников? Тоже хорошо. Промышленности у нас нет Стало быть, средства, полученные от сельского хозяйства, вы опять-таки будете вкладывать в сельское хозяйство. Правильно я вас понимаю?
— В каком-то смысле — да. Но в нашей стране без этого не обойтись. Объединение крестьян в свете новых принципов…
— Выходит, средства вы планируете возвращать в сельское хозяйство, — перебил Рефика Сулейман-бей. — Никакой разницы с тем, что делалось раньше. А между тем наша задача — с помощью этих средств построить в стране промышленность. Вы, похоже, не разделяете мой взгляд на будущее Турции как промышленно развитой страны — а ведь в письмах писали, что разделяете.
— Это действительно так! — горячо сказал Рефик.
— Если бы это было так, вы бы понимали, что главной целью государства должно быть изыскание средств — ведь у наших капиталистов их нет — и направление этих средств на создание промышленности. Или вы понимаете принцип этатизма как-то по-другому?
— Нет, я понимаю его так же, как и вы, — сказал Рефик и подумал, что нюансы в понимании принципов — не главное. Главное — осуществление проекта, призванного озарить родину светом разума. «Я должен объяснить ему, как это важно!»
— Если вы понимаете принцип этатизма так же, как и я, откуда у вас такие мысли? — И Сулейман-бей указал пальцем на папку. — Ваша концепция деревенского рая коренным образом расходится с этим принципом!
Рефик понял, что кое-какие детали его проекта противоречат некоторым идеям Сулейман-бея, причем тому это противоречие представляется весьма важным. Рефику иге оно казалось несущественным. В конце концов, оба они верили в необходимость реформ и желали своей стране блага. Поэтому Рефик слушал, не пытаясь возражать экономисту и говорил себе, что важны не мелкие детали, а неравнодушие к обсуждаемому вопросу.
Чтобы яснее продемонстрировать, в чем именно он расходится с Рефиком, Сулейман-бей начал излагать идеи, содержащиеся в его книге и высказывавшиеся на страницах журнала. Он говорил, хмуро сдвигая брови, строго поглядывая на Рефика и порой замолкая, словно ожидая, что тот наконец скажет: «Да-да, тут-то мы с вами и расходимся!» Закончив свою длинную речь, Сулейман-бей ушел на кухню за чаем.
Рефик особо не вникал в то, что говорил собеседник. Взгляды Сулеймана Айчелика были ему известны, он находил их правильными. Следил он только за жестами и интонацией, время от времени говорил себе: «Да, свет разума разгонит тьму!» — и удивлялся, почему голос собеседника иногда начинает звучать так раздраженно.