Джимми Хиггинс

Синклер Эптон Билл

Обо всем этом Джимми читал в армейской газете «Старз энд страйпс» и теперь, впервые за четыре года, целиком поддерживал войну. Он мысленно присутствовал^ в каждом сражении, стиснув зубы, сжав кулаки, всей душой отдаваясь делу. Последствия наркоза прошли, и Джимми начинал уже забывать о своей ране; теперь он понял, что любые раны и даже смерть не страшны — хотя, конечно, в этом мало радости, но смириться все-таки можно, если знаешь, что это поможет обрубить зверю клыки и когти.

Раньше слово «немец» связывалось в представлении Джимми с такими людьми, как Мейснер, Форстер, Шнейдер, но теперь их место заняла огромная серая фигура над краем воронки от снаряда, с лицом, искаженным ненавистью, и со штыком на изготовке. Пожалуй, самым сильным ощущением Джимми за всю его жизнь была

радость, которую он испытал в тот миг, когда сообразил, что какой-то американец всадил пулю в этого серого молодчика. Пускай будет побольше «пончиков», чтобы от их пуль свалились все серые фигуры до последней! Джимми, конечно, понимал, что политика, за которую он ратовал в Америке, преследовала совершенно иные цели, и если бы Джимми Хиггинсу в Лисвилле удалось тогда добиться своего, то не было бы никаких «пончиков», чтобы спасти Джимми Хиггинса в «Чатти-Терри»! В этом он ничуть не сомневался, и на некоторое время пацифист в нем умер.

В госпитале он прислушивался к разговорам солдат. Все они прошли сквозь те же испытания, заработали раны — кто легкие, кто потяжелее,— но это ни на йоту не сломило их дух — все как один они мечтали вылечиться и снова попасть на передовую, пака игра там еще не кончилась. Да, именно так они относились к войне: для них она была игрой, самой азартной, самой сенсационной из всех игр. Эти парни были воспитаны на футболе; футбол являлся главным предметом их обучения, и каждый год все новые сотни тысяч молодых американцев привыкали видеть в нем единственный интерес жизни. Они-то и внесли в армию и внушили миллионам своих менее счастливых товарищей, которым не пришлось учиться ни в высшей, ни в средней школе, дух и приемы футбольной игры: слаженность действий, быстроту, упорную тренировку, безоговорочную преданность друг другу, настойчивые поиски новых комбинаций, новых хитростей, при полном, главное, безразличии к тому, что можно сломать себе ключицу или повредить сердечный клапан. Лишь бы только выиграть!

И эта-то армия атаковала врага, который надеялся, что его пулеметы отбросят американцев и прикроют эвакуацию материальной части и тяжелых орудий. Вот почему молодые янки кинулись тогда овладевать искусством внезапного захвата пулеметов. Джимми прислушивался к тому, что говорят эти новые люди, и наблюдал, как они репетируют приемы нападения. Танки — это неплохо, и самолеты — неплохо тоже, когда они есть; но по большей части в нужную минуту ни тех, ни других не бывает. Поэтому «пончики» учились захватывать вражеские пулеметы при помощи простого штыка. Небольшой отряд, слаженный, как футбольная команда, с собственной системой сигнализации, хитро продумав все детали нападения, отправлялся ночью на облаву. Эта игра обходилась недешево — в лучшем случае треть игроков возвращалась живой! Во, даже если хоть один солдат пробивался к пулемету, это была победа, ибо он мог повернуть пулемет в сторону отступающих немцев и перестрелять их столько, чтобы в одну минуту перекрыть потери в отряде.

II

Плечо Лейси Гренича зажило, и его послали обратно в часть. Лейси признался Джимми Хиггинсу, что знакомство с социалистом имело для него огромное значение. Если бы он мот разделить с Джимми его взгляды, он согласился бы жить, несмотря на свой позор. Джимми назвал ему некоторые книги, советуя их прочесть, и Лейси обещал это сделать. Разумеется, Джимми был горд и счастлив: мысленным взором он уже видел, как завод «Эмпайр» передают в руки рабочих,— иными словами, харакири капиталистической системы в одной из отраслей американской промышленности.

Джимми получил письмо от знакомого рабочего с ремонтной станции — своего последнего места работы. Тот рассказывал, что их сектор занят американцами — теперь у них большая мастерская,— и спрашивал, когда Джимми думает вернуться. Но Джимми не стремился к возвращению — перспектива заниматься ремонтом мотоциклов не представлялась такой уж привлекательной человеку, который остановил целую армию гуннов и одержал победу при «Чатти-Терри». Доказав свои отменные боевые качества, Джимми подумывал о том, чтобы перейти в настоящую армию, на настоящую работу,

достойную мужчины!

Он обратился к начальнику своей моторизованной части с письмом и, рассказав, что с ним произошло, попросил помочь ему. Начальник ответил, что назначает проверку, и если рассказ Джимми подтвердится, он будет представлен к награде и повышению. И что же? Через месяц, когда Джимми собирался выписываться из госпиталя, пришло официальное извещение, что ему присужден чин сержанта моторизованного транспорта и что он должен явиться в такой-то порт на Ламанше в военную комендатуру за получением назначения. Сержант Джимми Хиггинс!

Джимми, конечно, отправился туда и был назначен старшим над дюжиной мотоциклистов и ремонтников, недавно прибывших из-за океана. Эти люди смотрели на Джимми почтительно, как на ветерана и героя, так что он, за всю свою прежнюю жизнь не имевший ни над кем власти (если не считать Джимми-младшего и двух малышей), мог бы чуточку возгордиться. Но здесь предстояла настоящая работа и зазнайство было неуместно. Атмосфера была насыщена тревогой, ходили самые невероятные слухи, строились всяческие догадки,— дело в том, что маленькому отряду Джимми Хиггинса, состоявшему из особо квалифицированных людей, предстояло выехать по специальному заданию в какую-то экспедицию, по всей вероятности морем. Но куда — не говорилось, в армии это не положено. И вдруг в один прекрасный день им выдали овчинные полушубки и тяжелые сапоги на теплой подкладке. Это в середине-то августа! Все сразу поняли, что предстоит поездка на крайний север и, вероятно, надолго. Неужели внезапное наступление на Балтике? Балтика? Возможно, говорили умные люди, а может быть, и Архангельск. Про это место Джимми никогда прежде не слышал. Где оно находится? Оказалось, что это порт на крайнем севере России, куда союзники завезли несметные запасы, и теперь, когда русские вышли из войны, все это добро грозятся присвоить немцы.

Джимми так и затрепетал от головы до самых подошв своих новых теплых сапог. Он поедет в Россию и увидит революцию! Сейчас у него было весьма неясное представление о мировой обстановке, так как последние три-четыре месяца он читал лишь официальные газеты, занятые практической стороной войны и тщательно избегавшие каких бы то ни было намеков на неполадки и трудности. Люди, с которыми Джимми беседовал, уверенно заявляли, что союзники вынуждены . предпринять какие-то шаги в противовес Брестскому миру: ведь если немцам будет дозволено захватить беззащитную Россию и использовать ее в своих целях, они тогда продержатся еще сто лет! Русский народ должен сам это понимать и радоваться, что союзники идут ему на помощь. Джимми не чувствовал на этот счет большой уверенности, но тут ему вспомнились братья Рабины с их восторженной верой в союзников, и он, упрятав подальше сомнения, помог своему отряду погрузиться на борт транспорта.

III

Плыли по Северному морю и вдоль берегов Норвегии, где царят вечные туманы и дуют без устали ветры; плыли, подвергаясь ежесекундно опасности со стороны подводных лодок и мин. В экспедиции участвовало три транспорта с конвоем: двумя крейсерами и полдюжиной миноносцев, рисовавших вокруг судов свои пенистые узоры. Постепенно становилось все холоднее, дни уменьшались — суда входили в страду полночного солнца, но это было уже такое время года, когда там начинается полярная ночь. У солдат было много свободного времени для чтения и бесед. Джимми, по своему обыкновению, высказывался о войне с социалистической точки зрения, защищая русских революционеров, и, как всегда, кого-то разозлил, и тот донес начальству о его крамольных взглядах.

Командиром Джимми был лейтенант Ганнет. До войны он служил конторщиком на текстильной фабрике и никогда не занимал начальственного положения. А тут вдруг пришлось учиться командовать людьми, и он решил, что это нужно делать в очень резкой и повелительной форме. Ганнет был весьма добросовестный молодой человек и ревностный солдат, готовый терпеть любые трудности и опасности при выполнении своего долга. Джимми не мог, конечно, оценить эти качества. Он знал одно: у начальника такая манера сердито глядеть из-под очков, будто он заранее уверен, что ему все лгут.