Джинго
Шрифт:
Когда в дверь постучали, он очнулся, встал, повернул ключ в замке, увидел перед собой массивную фигуру Парсона, затем повернулся, шатаясь, добрел до кровати, снова рухнул лицом вниз и опять заснул.
За окном сгущались сумерки. Человек-гигант зажег лампу, подрезал фитиль, надел стекло на лампу и пошел взглянуть на своего нового друга и работодателя. Сунув руки под подушку, он вытащил два револьвера и, слегка улыбнувшись, положил их на стол. Затем подошел к умывальнику, намочил полотенце, вернулся к кровати и, перевернув спящего Джинго на спину,
В следующий миг полотенце полетело в угол, а Джинго приземлился в центре комнаты. Парсон стоял у окна, прислонившись к стене, и на его длинной угрюмой физиономии блуждала улыбка.
— С удовольствием расквасил бы тебе нос! — разозлился Джинго.
— Не стоит, — спокойно отреагировал верзила. — Можешь врезать мне по челюсти или ударить в живот. Я не обижусь, а ты — потренируешься. Только не в нос. Он у меня стал хрупким и деликатным с того дня, когда Лиззи ударом копыта немного свернула его на сторону. Между прочим, это была первая наша с ней встреча. Но, будь я проклят, если когда-нибудь ее забуду. Так что оставь мой нос в покое, сынок, а то я могу разволноваться.
— По-моему, у меня появилась неплохая идея вздуть тебя как следует, Парсон! — продолжал ворчать Джинго.
— В этой идее нет ничего хорошего, — покачал головой гигант. — И объясню тебе почему. Меня невозможно вздуть без оружия. Если бы мы находились на площади в тысячу акров, возможно, ты смог бы поиграть со мной в пятнашки, и тебе бы это сошло с рук, но здесь, в четырех стенах, вряд ли. Тебе не хватит места, чтобы думать и соображать.
Юноша взял другое полотенце и вытер лицо. Присев на край стола, закурил.
— Может быть, ты и прав, — согласился он, — но когда-нибудь мы все-таки должны это выяснить. Я не могу дружить с человеком, с которым не дрался.
— Конечно не можешь! — подтвердил Парсон. — Это я могу понять. Сам чувствую то же самое, поэтому и нет у меня друзей. Как только с кем-нибудь подерусь, этот человек вынужден отправляться в больницу, а там лежит так долго, что вообще забывает, что с ним случилось. Какая тут может быть дружба? После этого я ему напоминаю только больничные счета.
— Садись и расскажи мне о танцах, — потребовал слегка успокоившийся Джинго.
— Танцы собираются организовать на всю катушку. Там будет оркестр с двумя тромбонами. Я слышал, как один из них репетировал — это было похоже на храп Лиззи. Мне сразу захотелось домой.
— Кто будет на танцах?
— Весь Тауэр-Крик.
— А кто самая красивая девушка в городе?
— Самая красивая девушка живет не в городе, — возразил Парсон. — Она приехала аж с самой Голубой Воды.
— Приехала издалека, чтобы встретиться со мной, — задумчиво произнес Джинго, — что ж, постараюсь ее не разочаровать.
Верзила покачал головой и аккуратно свернул цигарку.
— Она не для тебя, малыш. Эта птичка высокого полета.
— Мне как раз такие и нравятся, — объявил юноша.
— Она не для тебя! — повторил Парсон. — С ней какие-то лощеные типы из восточных
— Я сам бывал на Востоке, — огрызнулся Джинго.
— Я тоже. Был даже в Денвере, но по-настоящему на Востоке мы с тобой не жили, не то что она и ее дружки.
— Мне думается, я ей здорово понравлюсь.
— Брось эти мысли! — посоветовал Парсон. — Эта девушка очень славная.
— И я тоже, — не отступал парень. — Я могу быть таким славным, каких ты никогда не встречал. Ты ее видел?
— Видел, как она шла по улице. У нее симпатичное загорелое лицо и голубые глаза, а одета она так, что сразу можно оценить по достоинству фигуру.
— Как ее зовут?
— Ее фамилия Тиррел, — ответил Парсон. — Она дочь старого судьи Тиррела. Вот так-то.
— Тиррел? — переспросил Джинго. — По-моему, я где-то слышал эту фамилию.
— Что ж, может, и слышал. Даже мог видеть эту фамилию на добром десятке зданий в некоторых больших городах. Или на нефтяных вышках. Еще эта фамилия имеет отношение к полудюжине золотых приисков. И половина техасских коров при перегоне мычат: «Тиррел!»
— Нет, мне кажется, я встречал эту фамилию в какой-то книжке, — задумчиво произнес юноша.
— Ага! И книжки о нем тоже писали. Он ведь один из основателей местной империи — Строитель Запада, Большая Шишка и один из Самых Выдающихся Людей в стране. Он закладывает краеугольные камни при помощи золотого мастерка, возглавляет комитет важных деятелей, которые преподносят букет из кактусов прибывшей с визитом царице Египта, обращается к президенту по имени, а поезд специально останавливается, чтобы пассажиры могли выйти и полюбоваться фасадом дома судьи Тиррела.
— Должно быть, я где-то с ним встречался, — стал припоминать Джинго. — Но уж точно собираюсь встретиться с его дочерью в Тауэр-Крик.
— С чего это ты так уверен в себе? — поинтересовался Парсон.
— Я вовсе не уверен в себе, — возразил парень. — Ни один честный добросовестный работник не уверен в себе, когда собирается уйти на пенсию. Но мне кажется, братишка, все-таки лучше всего получать пенсию миллионами Тиррела.
— Тебе не откажешь в воображении, сынок! — прокомментировал гигант. — Только вот понапрасну растрачиваешь свой талант. Ты должен писать книги и все такое. Каким же это таким тяжелым и честным трудом ты занимался всю свою долгую жизнь?
— Эх, Парсон! — проговорил Джинго. — Время — это еще не все. Нас старят не годы, а ответственность. Разве ты не знаешь, что бывают старики под семьдесят с молодой душой, а иные двадцатипятилетние уже сгорбились и смотрят в землю?
— Великолепно! — восхитился гигант. — Проповедуешь прямо как заправский священник. Вполне мог бы усыпить всех мальчишек в церкви.
— Это еще что! — скромно заметил Джинго. — Ты не слышал меня, когда я в ударе. Когда расхожусь по-настоящему, на гумне замолкают цесарки, а дикие гуси спускаются с неба, чтобы меня послушать! Да, Парсон, тогда меня не остановить!