Джинн в плену Эхнатона
Шрифт:
— А давай превратимся в орлов или коршунов, — не унималась Филиппа. — Посмотрим на пустыню сверху.
— Не советую, — послышался глухой голос из лампы. — Во-первых, чтобы превращаться в живых существ, требуется немалый опыт. А во-вторых, вы еще не учились летать.
— Значит, отпадает, — вздохнул Джон и в сердцах ударил ногой по камню, как по футбольному мячу.
Солнце тем временем начало клониться к закату. Видно, придется возвращаться в Каир без Нимрода. Близнецов охватила настоящая тревога. Наконец, когда Масли уже готов был завести мотор и двинуться в обратный путь, к ним подошел погонщик верблюдов, который прослышал о том что люди, приехавшие на розовом «феррари», разыскивают
— «Кадиллак», — сказал Масли и, поблагодарив погонщика, завел машину. — Он видеть.
Господин Ракшас, слышавший из лампы весь разговор, перевел своим спутникам, что американскую машину видели в деревне Бияхму, в нескольких минутах езды по проселку от перекрестка с главной дорогой, возле каких-то древних руин и скал.
Они быстро вернулись на шоссе, а потом съехали по стрелке на грунтовую дорогу, что вела в Сен-нурис и Бияхму. После нескольких миль езды по колдобинам и ямам, сопровождаемой скрипом, лязганьем и вибрацией разных частей машины, Джалобин заметил:
— Даже хорошо, что колеса у нас от внедорожника. Родные от «феррари» никогда бы такой тряски не выдержали.
В конце концов они добрались до нагромождения скал, рядом с которыми высились колоссальных размеров каменные ступни и каменное лицо какого-то позабытого фараона. Масли затормозил, и все вышли из машины.
— Наверно, это и есть развалины, — предположил Джон.
— Нет, это нечто другое, — произнес Джалобин. И добавил: — Это сама поэзия.
— Какая поэзия? — удивилась Филиппа. Стихи она любила, но ход мыслей Джалобина пока не понимала.
А он вместо ответа принялся декламировать одно из самых известных стихотворений в английской литературе:
— Я встретил путника; он шел из стран далеких И мне сказал: вдали, где вечность сторожит Пустыни тишину, среди песков глубоких Обломок статуи распавшейся лежит. Из полустертых черт сквозит надменный пламень — Желанье заставлять весь мир себе служить; Ваятель опытный вложил в бездушный камень Те страсти, что могли столетья пережить. И сохранил слова обломок изваянья: «Я — Озимандия, я — мощный царь царей! Взгляните на мои великие деянья, Владыки всех времен, всех стран и всех морей!» Кругом нет ничего… Глубокое молчанье… Пустыня мертвая… И небеса над ней. [2]2
Перевод К.Бальмонта.
Договорив, Джалобин многозначительно
— Что это за стихи, мистер Джалобин? — спросила Филиппа, поскольку была не прочь почитать или услышать их еще раз.
— Неужели ты никогда не читала? — удивился Джалобин. — Когда мы вернемся в город, напомни, чтобы я дал тебе «Новый Оксфордский сборник английской поэзии». Это сонет Перси Биши Шелли. Первые стихи, которые я выучил в школе. Шелли — один из величайших английских поэтов всех времен.
— Стихи какие-то… иронические, — сказал Джон и полез на скалу, чтобы осмотреть окрестности. — Говорите, «кругом нет ничего»? — воскликнул он вдруг. — А белый «кадиллак», по вашему, что такое?
Автомобиль Нимрода, с незапертыми дверями, был припаркован совсем рядом, у той же скалы, позади каменных ног. Никаких внешних повреждений у него не обнаружилось, но передок оказался сильно заметен песком, словно машина попала в песчаную бурю.
— Вдруг он оставил записку? — сказал Джон и полез внутрь. Но ничего в салоне не нашел.
Филиппа сложила ладони рупором и несколько раз прокричала: «Нимрод!» Джон снова полез на скалу в надежде, что увидит сверху хоть что-нибудь. Но все было тщетно. Никаких стервятников, которые кружились бы над какой-нибудь далекой дюной, нацеливаясь на бездыханное тело, в небе тоже не было.
Филиппа снова закричала: «Нимрод», а потом ей в голову пришла замечательная идея. На миг закрыв глаза, она четко сказала:
— ПОПРИТРЯСНООТПРИПАДНОФАНТАПРИСМАГОРИЯ!
Среди песков тут же появился настоящий большой медный рупор, такая штука, с помощью которой моряки переговариваются с проходящими мимо кораблями. Филиппа тут же принялась ходить взад-вперед, окликая Нимрода в рупор, а Джалобин, закрыв единственной рукой одно ухо, проговорил:
— Так-то надежнее. Это и мертвого поднимет.
— Замолчи! — закричал Джон — По-моему, звук…
Филиппа тут же опустила рупор. Все прислушались.
Наконец Джалобин разочарованно выдохнул и покачал головой.
— Никого, — уныло сказал он. И, обведя рукой безводный пейзаж, добавил: — Похоже, он приехал сюда на одной машине, а уехал на другой. Короче, похитили. Или в бутылку упекли и увезли.
Джон присел на корточки возле «кадиллака».
— Кроме наших следов, здесь следы только от «кадиллака». Думаю, его все-таки не увозили, а он исчез где-то здесь.
Он обошел машину и осмотрел зарывшийся в песок капот.
— А интересно, разве могло так быстро намести столько песку? И ветра сильного сегодня вроде не было…
— Песок есть песок, — отозвался Джалобин. — Он забивается везде, а как — никому не ведомо.
— Это не ответ, — рассердился Джон.
Но Джалобин уже шел обратно к розовому «феррари».
— Говорю же вам: тут ничего нет! — сердито сказал он, сел в машину, захлопнул дверь, включил кондиционер и даже застонал от наслаждения, когда волны прохлады объяли его тело. Несколько минут он наблюдал в окошко, как близнецы разговаривают с лампой, где сидел господин Ракшас. Когда они тоже вернулись к машине, Джалобину показалось, что они как-то странно на него смотрят. Филиппа открыла дверь, и вся прохлада мгновенно улетучилась.
— Мистер Джалобин, — позвала она.
— Да, что такое? — отозвался он и нахмурился, тут же почувствовав, что дети затеяли заговор. — А вообще, я и знать больше ничего не хочу! Мне жарко. Я устал, хочу пить и хочу обратно в свою комнату.
— У меня есть идея, — вкрадчиво сказала Филиппа. — Но ее осуществление потребует от вас определенной жертвы.
— Меня — в жертву? — вскинулся Джалобин. — Чтобы спасти вашего треклятого родственничка?