Джинн в плену Эхнатона
Шрифт:
— Теперь о вас, мистер Джалобин. Хотя подпункт двенадцатый сорок второго Уложения «Багдадских законов» гласит, что человеку, спасшему джинн с помощью ранее дарованных ему трех желаний, потраченные желания не компенсируются, я вынужден обратиться к Уложению сорок четвертому, относящемуся к проявлениям исключительной самоотверженности, и дарую вам, мистер Джалобин, еще три желания, исполнить каковые я готов незамедлительно, как только вы их выразите.
Джалобин громко застонал:
— Ни за что! Избавьте меня от этих милостей! Умоляю, больше никаких желаний! Впервые за долгие годы я наконец
— Но я уже проговорил это вслух, — опешил Нимрод. — Значит, желания уже дарованы и я не могу забрать их назад.
— Тогда я желаю, чтобы у меня больше не было никаких желаний, — сказал Джалобин. — Потому что за последние несколько часов я понял про желания кое-что очень важное. Когда они сбываются, непременно выясняется, что тебе все это не нужно. Да-да! Мне не нужна даже новая рука, поскольку я так привык обходиться одной, что уже не буду знать, что делать с другой.
— Отлично сказано, мистер Джалобин, — улыбнулся Нимрод. — Отлично сказано. — Он перевел взгляд на близнецов. — Кстати, кто-нибудь расслышал слово, которое произнес скорпион перед тем как издох?
— Я расслышала, но не поняла. — Филиппа пожала плечами. — Что-то вроде «скроллинг».
— Скроллинг? — переспросил Джон. — Прокрутка на экране компьютера?
— Значит, «скроллинг»? — пробормотал Нимрод.
— Тебе это о чем-то говорит?
Нимрод покачал головой:
— Нет. Я не знаю, о чем речь.
Тем временем из лампы материализовался господин Ракшас и, взяв у Джона карманный фонарик, принялся рассматривать великолепные барельефы на стенах. Больше в этом помещении ничего не было. На самом деле барельефы были нужны не столько для того, чтобы украсить интерьер этого — в остальном пустого — помещения, сколько чтобы скрасить путь усопшего египтянина к загробному миру и остаться ему там вечной опорой. Господин Ракшас то и дело дотрагивался до камня кончиками пальцев, словно незрячий, что читает книгу для слепых, такую в пупырышках, с азбукой Брайля. Близнецам оставалось либо следовать за ним, либо оставаться в кромешной тьме.
— В этой гробнице десятки комнат, — сказал Нимрод откуда-то из темноты. — Она занимает колоссальное пространство, до самых скал, где я оставил автомобиль. Там, кстати, имеется еще один вход, который и обнажился в результате землетрясения. Уходя, Хусейн Хуссаут наложил заклятие на оба входа, да еще и засыпал их песком. Я одолел весь этот путь под землей в надежде выбраться через эту дверь, но она тоже оказалась закрыта, а сама гробница похожа на лабиринт, и обратно я дороги уже не нашел.
— Посмотрите-ка на эти иероглифы! — воскликнул господин Ракшас. — У египтянина, поклонявшегося обычным египетским богам, барельефы всегда посвящены Осирису, поскольку загробная жизнь в его ведении. Здесь же нет ни одного бога, кроме Атона. Без сомнения, это и есть гробница Эхнатона.
— Но где тогда сокровища? — спросил Джон.
— Хороший вопрос, — пробормотал Нимрод.
— Очень возможно, что
Господин Ракшас указал на огромную, во всю стену фреску. На ней был изображен высокий мужчина с похожим на посох золотым скипетром, излучавшим солнечный свет. Лучи касались обнаженных тел десятков людей, склонившихся перед ним в поклоне.
— Но эта картина говорит сама за себя. Любой, кто мало-мальски знаком с историей джинн, поймет, какой эпизод здесь запечатлен. Как видите перед царем склонились жрецы, и их общим счетом семьдесят. Для египтян это число отнюдь не типично, что и наводит на мысль, что это, возможно, единственное изображение пропавших джинн Эхнатона. — Господин Ракшас оглянулся, чтобы поймать взгляд Нимрода. — Интересный головной убор, вы не находите?
— Я как раз о нем и размышляю, — кивнул Нимрод — Обычно на египетских головных уборах изображена Уто, богиня-змея. Причем все ее тело видно полностью. Здесь же часть тела на виду, а часть скрыта, то есть она обвивает голову царя. Выглядит куда реалистичнее. Прямо как настоящая змея. И тело черно-золотое, совсем как у здешней кобры. А еще, заметьте, как Уто держит солнечный диск, Атон. Она под ним, словно… словно… — Нимрод вдруг присвистнул и ударил себя кулаком по ладони. — Ничего себе! Как же мы раньше не поняли?!
— Дядя, ты о чем? — спросила Филиппа.
— Уже несколько тысяч лет мы, мариды, пытаемся разгадать, каким образом человек, пусть и из семьи джинн, смог поработить целых семьдесят джинн. Но этот головной убор дает основания предполагать, что и сам Эхнатон не был свободен. Его волей управлял еще один джинн. Скорее всего из клана Ифрит, чьи талисманы — скорпионы и змеи.
— Что ж, это многое объясняет, — согласился господин Ракшас. — Например, почему ифритцы всегда знали про Эхнатона больше, чем знаем мы.
— Надеюсь, они еще не завладели этими джинн! Семьюдесятью джинн Эхнатона!
— Если бы это уже произошло, разве они стали бы тратить силы и убирать тебя с дороги? — рассудила Филиппа.
— Что ж, логично, — кивнул Нимрод. — Мировое равновесие уже было бы нарушено, а меня бы, скорее всего, не было бы на свете…
— Итак, — продолжал господин Ракшас, — фреска недвусмысленно подсказывает, что пропавшие джинн именно здесь и находились. Наверно, в каком-то сосуде или резервуаре. Скажем, в канопе. Это такая емкость с внутренностями покойника, которая ставилась возле мумии. Рядом с остальными сокровищами Эхнатона. А вот где эта канопа сейчас? Трудно сказать… Возможно, в музее…