Дживз уходит на каникулы

Вудхаус Пелам Гренвилл

Усы Апджона, тоже новое в его внешности, трепетали как два жалких листа. Это в эпоху Мэлверн Хаус мы холодели от ужаса, глядя на его свежевыбритую верхнюю губу, которая к тому же время от времени зловеще подергивалась. Теперь же я просто веселился при виде столь разительной перемены в его внешности, я пожалуй, даже раздухарился, поскольку поприветствовал его так: «Ю-ху! Привет, Апджон!». «Ху ю?», – как эхо, двусмысленно прозвучал его ответ.

– Да я Вустер!

– Вустер? – произнес он в задумчивости, явно предпочитая увидеть другого человека и услышать другую фамилию. Что ж, я его понимаю. Ведь он тоже, наверно,

все эти годы тешил себя мыслью, что скорей ему на голову свалится кирпич чем что-то вроде меня.

– Давненько не виделись, – сказал я.

– Да, протянул он, явно надеясь, что наша беседа не затянется.

Направляясь к лужайке, где нас ждал накрытый стол, мы явно не проявляли признаков душевной теплоты. Кажется я сказал «Прекрасная погода, неправда ли» и кажется он мне что-то промычал в ответ. Когда же мы подвалили к столу, там была только одна Бобби. Уилберт и Филлис наверняка находились на моей двоюродной поляне, а миссис Крим, как сообщила Бобби, не вылезает из своей комнаты целыми днями и выдумает ужасы для своей новой книги. Так что мы уселись втроем и только принялись за чаепитие, как из дома вышел дворецкий с блюдом фруктов в одной руке и тентом от солнца в другой. Простите, я сказал «дворецкий»? Я был не совсем прав. Этот человек был одет как дворецкий и вел себя как дворецкий, но не был таковым в самом определенном смысле этого слова. Читай: это был сэр Родерик Глоссоп…

ГЛАВА 4

В Дроунз клубе и других местах, которые я посещаю, вам скажут, что Бертрам Вустер – человек железной выдержки, или обладающий sang froid, и, говорят, недюжинной sang froid.

В глазах многих я прямо-таки закаленная сталь, и я говорю вам, что я она самая. Но и в моей броне может пойти трещина, особенно если подсунуть мне знаменитого психиатра, разодетого под дворецкого. Ошибка исключена, это был действительно Родерик Глоссоп: сейчас он лыжным шагом возвращался в дом. На свете просто не могло быть такой второй такой лысины и мохнатых бровей, поэтому нужно признать: прощай моя sang froid.

Впечатление, произведенное на меня, было таковым, что я вскочил со стула. Каждый из нас может представить, что будет, если человек вдруг вскочит со стула, с полной чашкой чаю в руках. То, чем эта чашка была полная, между тем сфонтанировало в воздух и очутилось на штанах Одри Апджона, магистра наук, произведя значительный увлажняющий эффект таковых. И я вряд ли преувеличу, если скажу, что если до этого на нем и были штаны, то теперь на нем по большей части был чай. Кажется, несчастный тоже это почувствовал, и я еще даже удивился, что он ограничился лишь «Уй-яя!» Я думаю, что просто, как солидный джентльмен, он привык сдерживать свои эмоции, дабы не произвести плохое впечатление: но сейчас, по-моему, он пожалел о том, что именно он – солидный джентльмен. Впрочем, иногда и молчание красноречиво. В его взгляде читалось множество молчаливых, но восклицательных междометий. О, что это был за взгляд! Так смотрит пират, желая всем вокруг по такой же деревянной ноге, как и у него.

«Вы, как я посмотрю, не переменились со времен Мэлверн Хаус», – произнес он наконец язвительно, пытаясь промокнуть свои штаны носовым платком. – «Растяпа Вустер, так мы его звали», – добавил он, обращаясь к Бобби, явно намереваясь заручиться ее поддержкой. – «Даже элементарно удержать чашку в руках, чтобы не пролить

ее на окружающих, он не может. И уж если в комнате есть хотя бы один стул, Вустер его обязательно опрокинут: это аксиома. Да, горбатого могила исправит.»

– Ради бога, простите, – сказал я.

– Да поздновато извиняться. Вы испортили мои новые штаны. Вряд ли теперь чай отстирается с белой фланели. Впрочем, придется попробовать.

Не знаю, но тут я похлопал его по плечу и сказал: «Вы мужественный человек.» Наверное, я вряд ли его этим успокоил. Он снова посмотрел на меня эдак и отшествовал прочь, благоухая цветочным чаем.

– Знаешь что, Берти, – задумчиво сказала Бобби, глядя ему вслед, – если Апджон и собирался позвать тебя на прогулку, то теперь он передумал. Также не жди от него рождественских подарков в этом году, и ужвряд ли он захочет встряхнуть мальчику одеялко перед сном.

Я гордо всплеснул рукой, расплескав по скатерти кувшин с молоком. «Плевать мне на Апджона с его рождественскими подарками и прогулками. И еще: почему Глоссоп фигурирует здесь под дворецкого?»

– О. Я предполагала, что ты спросишь. Я сама собиралась рассказать тебе при случае.

– Воспользуйся им сейчас.

– Ну, в общем, это была его идея.

Я просверлил ее взглядом. Бертрам Вустер очень терпимо относится к людям, когда они говорят глупости, но не тогда, когда меня самого принимают за дурака.

– Его идея?

– Да.

– И ты думаешь, что я поверю, будто одним прекрасным утром сэр Родерик Глоссоп проснулся, посмотрел на себя в зеркало, нашел, что он немного бледен, и сказал: «Мне нужно встряхнуться. Не подработать ли мне немного дворецким?»

– Нет, конечно не так. Прямо не знаю, с чего начать.

«Начни не с конца. Ну же, молодая и очаровательная Би, точка Уэкам, смелее», – сказал я и демонстративно откусил кусок торта. Мое поведение подбросило масла в огонь, вермильон ее волос заполыхал еще ярче, Бобби нахмурилась и сказала, что нечего выпучивать глаза как дохлый палтус. "По крайней мере от этого всего можно сдохнуть, – ледяным тоном сказал я. – «Поскольку эта новость меня просто оглушила как рыбу. Где бы ты ни появлялась, ты всюду мутишь воду, и у меня есть все основания вывести тебя на чистую воду. Жду твоих объяснений».

– Хорошо, дай мне причесать свои мысли.

Сделав таким образом прическу своим мыслям, она продолжила, а я доедал свой торт.

– Я, пожалуй, начну с Апджона, потому что все из-за него. Видишь ли, он подмыливает Филлис выйти замуж за Уилберта Крима.

– Ты говоришь подмыливает?

– Именно. А Филлис такая, что сделает все, как скажет ей папочка.

– Такая безвольная?

– Абсолютно. Твоя тетушка просто в ужасе.

– Она что, не хочет этого?

– Конечно нет. Если бы ты слышал, что творит этот Вилли Крим, когда появляется в Нью-Йорке!

– Да уж, слышал-слышал о его похождениях. Он ведь плейбой.

– Твоя тетушка считает, что он хулиган.

– Что ж, плейбои все такие. Неудивительно, что тетушка не хочет, чтобы свадебные колокола звонили по ее крестнице. Но это никак не объясняет появление карнавальной фигуры Глоссопа.

– Нет, объясняет. Тетушка Далия попросила его понаблюдать за Уилбертом.

– Я был в полном недоумении.

– Ты имеешь в виду – следить за Вилли? Ходить за ним по пятам? Но это же непорядочно.