Джоанна Аларика

Слепухин Юрий Григорьевич

— Давай-ка сюда свое колено, живо.

— Не на-а-адо, сеньор профессор…

— Боишься? Ну как хочешь. Я думал, ты мужчина.

Последовало короткое молчание: очевидно, пострадавший обдумывал свое положение.

— Ладно, мажьте… я вовсе не трус…

— Чудак, я этого и не утверждал. А ну-ка, вот так. Ну что, очень страшно? Сейчас мы это заклеим, и все будет в порядке… Все! Ну, катайте. Да на дорогу чтоб не выскакивали, слышите, вы?

Посмеиваясь, Мигель вернулся в комнату и спрятал аптечку.

— Ты очень их любишь? —

спросила Джоанна. — Знаешь, мне сейчас пришло в голову, что ты будешь скучать по своей школе. Кстати, с твоим переводом в столицу ничего нового?

— Нет, жду только нового учителя, чтобы передать дела. Скучать? Вообще буду, конечно… Я к ним здорово привык, да и работа сама по себе интереснее, чем в министерстве. Ведь отцы этих ребятишек никогда не держали в руках книги, понимаешь?.. А тут ты постепенно выводишь его на дорогу, раскрываешь перед ним такие горизонты, о которых он никогда и мечтать не мог. Кто знает, а вдруг среди моих учеников есть какой-нибудь будущий Астуриас или Кардоса-и-Арагон… По-моему, это фантастически интересно!

— Безусловно, милый… Садись сюда ближе. А твое шампанское?

— О дьявол! — вскочил Мигель. — Минутку…

Он выбежал из комнаты и через минуту вернулся с бутылкой.

— Шампанское, конечно, дрянь, — сказал он, разглядывая этикетку, — аргентинское, но марка у него громкая — «Дюк де Сен-Реми». Звучит, а? Можно подумать, что прямо из Франции. Ничего, оно довольно холодное. Открывать? Выпьем за твой приезд.

Джоанна встала и, поднявшись на цыпочки, взяла со шкафа стакан и алюминиевую кружку.

— Мы будем пить за другое, — сказала она и подошла к Мигелю. — Вот что… Ты говорил, я должна суметь сделать выводы из того, что произошло между мной и отцом… вообще из того, что я увидела сейчас дома. Так вот. Мне кажется, я эти выводы уже сделала. Дома я, конечно, долго не останусь: поживу недели две — и потом в столицу, устраиваться с работой. У меня очень хорошие рекомендательные письма, помнишь, я тебе писала про Галиндеса? Ну, и… ты ведь тоже переезжаешь туда же, верно? Поэтому…

Джоанна сбилась и несколько секунд молчала, покусывая губы.

— Впрочем, все это не то… Мигель, я правильно поняла твое последнее письмо? Я хочу сказать: тот вопрос, который ты мне в нем задал…

— Я думаю, ты поняла его правильно, Джоанна, — охрипшим вдруг голосом сказал Мигель и поставил на стол бутылку.

— Так вот… Тогда я тебе отвечу. Я хочу быть твоей женой, и постараюсь быть хорошей. Я даю тебе слово, Мигель, что тебе никогда не придется меня стыдиться, что бы ни случилось…

Минуту Мигель смотрел на нее с немного растерянной улыбкой, потом схватил ее руки и прижал к своему лицу.

— За это нужно выпить, правда? — шепнула Джоанна.

Два часа пролетели незаметно. Шампанское было выпито, и голова от него слегка кружилась. Кружилась она и от поцелуев, и от ласкового шепота, и от безмолвных взглядов, и от планов на будущее. Было решено много вопросов большой важности: в каком

районе искать квартиру, дорого ли придется платить за две небольшие комнатки с кухней и какую мебель покупать — новую, в рассрочку, или подержанную, — и как назвать первого ребенка, и многое другое. Потом за окном в кустах что-то затрещало, и в комнату, мягко подпрыгивая, вкатился футбольный мяч.

— Мы идем обедать, сеньор професор! — крикнул звонкий голос. — После еще придем!

Джоанна взглянула на часы.

— Ох, уже первый час… Милый, мне нужно ехать, у нас сегодня обедают какие-то питекантропы, и я должна присутствовать…

— Брось, — шепнул Мигель, прижимая ее к себе, — пообедают и без тебя… Ты им только аппетит испортишь.

— Не-ет, сегодня я буду вести себя хорошо, — засмеялась Джоанна, — чинно, как полагается благовоспитанной сеньорите из хорошего общества. Что ж делать, приходится соблюдать конванаисы! [38]

38

То есть приличия, условности.

— Становишься благоразумной?

— Нет, что ты! Благоразумной я, наверное, никогда не буду, но я уже становлюсь трусихой. Сегодня отец разговаривал со мной таким тоном, что я просто испугалась: вдруг возьмет и задаст мне трепку? К сожалению, он таков. И я дала себе слово по возможности избегать конфликтов. Тем более что терпеть осталось не так уже долго, не правда ли?

— Конечно, малыш. Так будет лучше.

Джоанна затихла в его объятиях.

— Мигелито…

— Да?

— Скоро мы уедем?

— Очень скоро, малыш. Как только сдам школу, может быть, даже через неделю.

— Как хорошо… и сразу в столицу?

— Ну да. Ты же знаешь, я должен получить новое назначение.

— Но отпуск у тебя будет?

— Очевидно, малыш. А что?

— Понимаешь… Если тебе дадут, отпуск, я тоже могу подождать со своей работой, — мы сможем уехать куда-нибудь недели на две хотя бы. И будем совсем-совсем одни, понимаешь? Я, знаешь, что думала…

— Да?

— Мне сначала хотелось уехать на Атитлан, пожить в рыбачьей хижине, но потом я придумала даже лучше. Знаешь, куда мы с тобой убежим? В Антигуа! И жить будем не в отеле — там всегда слишком много туристов, — а лучше найдем где-нибудь комнатку или даже просто поставим палатку среди развалин. Ты был в Антигуа? Ведь прелесть, правда?

— Ну… там, конечно, красиво, ничего не скажешь.

— Как спокойно ты это говоришь! — с досадой воскликнула Джоанна. — Ты просто равнодушен к таким местам, вот что. А меня ты можешь считать романтической дурой, но ничего красивее Антигуа я не знаю. Поедем туда, Мигелито! Ты представляешь, солнце, цветы и развалины, и мы будем там как две ящерицы. Большая и чуть поменьше. Неужели вас не прельщает такая перспектива, дон Лагарто?