Джоконда улыбается ворам

Сухов Евгений Евгеньевич

– Вы так говорите всем девушкам? – с некоторым вызовом посмотрела Жаклин на спутника.

– Вы можете мне не верить, но вы будете первой девушкой, которая перешагнет мою мастерскую.

– Надо полагать, что это следует воспринимать как особое расположение с вашей стороны?

– Это потому, что вы мне очень понравились. Причем сразу, как только я вас увидел, и я бы хотел произвести на вас положительное впечатление.

– Вы откровенны так со всеми девушками?

Луи Дюбретон уловил в голосе Жаклин легкое кокетство, невероятно шедшее ей.

– Нет,

только с вами… А вот и дом, где я живу, – показал он на серый особняк, стены которого до второго этажа были выложены квадратной гранитной плиткой. Над подъездом, явно стесняясь своей наготы, застыли в камне ангелы и с чувством вины посматривали на вошедших: – На мансарде находится моя мастерская, – указал молодой человек на застекленный купол. – Вы даже не представляете, какой оттуда роскошный вид на Париж!

Вошли в подъезд, за дверью которого тотчас исчезли все уличные звуки. Мраморные ступени, укрытые ковровой дорожкой и свидетельствовавшие о многообещающей роскоши, широкой дорогой уводили к мезонину, заставленному комнатными цветами. По таким лестницам вышагивать всегда приятно, и Жаклин ступила на жесткий ворс, цепко ухватившись за чугунные перила.

– Нам на второй этаж, – произнес Луи Дюбретон. – Вот сюда, – показал он на дверь с правой стороны площадки.

Открыв замок, он широко распахнул дверь перед гостьей, уверенно вошедшей в прихожую.

– Боже мой! – воскликнула она, когда в коридоре вспыхнул свет. Стены прихожей украшали полотна Рафаэля, Тициана, Рембрандта, Леонардо да Винчи. – Я полагаю, что все это копии, – остановилась она перед «Дамой с горностаями» Леонардо да Винчи.

– Почему вы так решили?

– Потому что мне приходилось видеть оригинал в Краковском национальном музее.

Луи Дюбретон скупо улыбнулся:

– Мне бы очень хотелось сказать, что это не так. Но, увы, это всего лишь искусная подделка. Я не в состоянии приобрести все эти бесценные картины, но зато мне по силам скопировать их. Мне всегда хотелось, чтобы они висели у меня в комнате, и вот мечта моя осуществилась.

– Кажется, я вас понимаю, – произнесла Жаклин, углубляясь в комнаты. – Эта копия картины Яна Вермера Делфтского, – остановилась девушка перед картиной, висевшей в зале.

– Совершенно верно, – легко согласился Луи Дюбретон. – Вы прилично разбираетесь в живописи.

– Меня всегда привлекала живопись. Я и сейчас веду в нашей газете рубрику «Окно в искусство».

– Может, тогда скажете мне, как называется эта картина?

– Картина называется «Девушка, читающая письмо».

– Вы не только очаровательны, но и очень образованны.

– Благодарю.

Взгляд разноцветных глаз цепко вцепился в полотно Яна Вермера Делфтского.

– Поразительно! Но вам удалось передать в точности все оттенки цветов. У вас действительно талант копииста. Даже невероятно, как вам удалось подобное!

– Спасибо, – слегка поклонившись, произнес Луи. – Это единственное, что у меня хорошо получается. Во всем остальном я сущий профан! Прошу вас, пройдемте сюда.

– Вы хотите меня еще чем-то удивить? –

спросила Жаклин, направляясь за молодым человеком.

В смежной комнате стояли обнаженные скульптуры, в которых журналистка узнавала древнегреческих богинь, вывод напрашивался сам собой: господин Луи Дюбретон любил окружать себя красотой.

Осмотревшись по сторонам, Жаклин произнесла:

– Я не вижу ничего такого, что могло бы удивить меня. Вы показываете мне скульптуры, какие можно увидеть в каждом европейском музее, и уверяю вас, они будут подлинны! А то, что я вижу, к настоящему искусству не имеет никакого отношения.

Луи Дюбретон снисходительно улыбнулся:

– Вы меня не так поняли, Жаклин. Я хотел показать вам нечто большее. Подойдите, пожалуйста, к этому полотну, – подвел он ее к картине, завешенной белой тканью.

– Что здесь? – удивленно протянула девушка.

– Именно то, из-за чего я привел вас сюда. – Аккуратно сняв тряпицу, он произнес: – Взгляните!

– Боже! «Мона Лиза»!

Жаклин подошла поближе. «Джоконду» она помнила не хуже, чем собственное лицо, вплоть до мельчайших цветовых оттенков. В надежде отыскать погрешности в работе, указывающие на копию, она сделала вперед еще один шаг. Внимательно всмотрелась в мазки мастера, пытаясь увидеть в них огрехи копииста, но не отыскала ничего, что могло бы указывать на неточность или небрежность. Копиист был безупречен даже в крошечных деталях и прекрасно знал все тонкости своего ремесла. Даже взгляд «Моны Лизы», столь непохожий ни на одну из существующих картин, был передан в точности. «Джоконда» не то насмехалась над критически настроенной журналисткой, не то смеялась над ее простодушием.

– Это невозможно, – прошептала Жаклин, всматриваясь в сложенные руки, на которых узнавала малейшие трещинки; пейзаж за ее спиной, спрятанный в тонкой дымке. Такую картину можно сделать лишь однажды. – Вы хотите сказать, что эта картина – копия? – повернулась Жаклин Ле Корбюзье к довольно улыбающемуся Луи Дюбретону.

– Нет, дорогая Жаклин, я утверждаю, что это подлинник. Кажется, ваша газета обещала за эту картину двести тысяч франков? Забирайте ее! Картина ваша. А деньги мы с вами можем разделить. Предлагаю вам неслыханное путешествие в Италию, например во Флоренцию. Там творил великий Леонардо да Винчи. В этом городе буквально каждый камень дышит его присутствием. – Разноцветные глаза Жаклин потемнели. – Если вам не нравится Италия, предлагаю вам, отправиться в Нью-Йорк. Вы были в Америке? Уверяю вас, там масса всего интересного.

– Так это подлинник? – тихо спросила журналистка, понемногу приходя в себя.

– Жаклин, вы побледнели, не стоит так волноваться.

– Эту картину ищут по всему миру, а она находится здесь… всего лишь в нескольких кварталах от Лувра и от префектуры криминальной полиции.

– Вы собираетесь сдать меня полиции? – удивился Луи Дюбретон.

– Боже! Даже не знаю, что вам ответить! Ведь это тяжелейшее преступление. Мне нужно идти, – развернувшись, девушка скорым шагом заторопилась к двери.