Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 15
Шрифт:
Стил. От сэра Джона с нарочным из военного министерства.
Мор (читает записку). «Началось!»
Он стоит задумавшись, с запиской в руке, а Стил с беспокойством глядит ни него. Это смуглый, бледный молодой человек с худым лицом и главами, которые говорят о том, что он способен привязываться к людям и страдать вместе с ними.
Стил. Я рад, что уже началось, сэр. Было бы очень жаль, если бы вы выступили с этой речью.
Мор.
Стил. Я хочу сказать, что если война действительно началась…
Мор. Понятно. (Рвет записку.) А об этом помалкивайте.
Стил. Я вам еще нужен?
Мор вынимает из внутреннего кармана бумаги и швыряет их на бюро.
Мор. Ответьте на них.
Стил (идет к бюро). Фезерби был просто омерзителен. (Начинает писать.)
Мор снова охвачен внутренней борьбой.
Ни малейшего представления о том, что существует две стороны вопроса.
Мор бросает на него быстрый взгляд, украдкой подходит к обеденному столу и берет свои заметки. Сунув их под мышку, он возвращается к двери на террасу и там останавливается в нерешительности.
Вот вершина его красноречия (подражая): «Мы должны наконец показать Наглости, что Достоинство не дремлет!»
Мор (выходит на террасу). Какой прелестный тихий вечер!
Стил. Это ответ больничному комитету «Коттедж-Госпитал». Написать, что вы будете у них председательствовать?
Мор. Нет.
Стил пишет. Затем он поднимает глаза и видит, что Мора нет в комнате. Он идет к стеклянной двери, смотрит направо и налево, возвращается к бюро и уже хочет снова сесть, как вдруг новая мысль заставляет его в испуге остановиться. Он снова идет к двери. Затем, схватив шляпу, поспешно выходит через террасу. Когда он скрывается, из передней входит Кэтрин. Выглянув на террасу, она идет к окну; некоторое время стоит там и прислушивается, затем с беспокойством возвращается. Олив, тихонько подкравшись к ней из-за занавески, обнимает ее за талию.
Кэтрин. Ах, доченька! Как ты напугала меня! Что ты тут делаешь, маленькая шалунья!
Олив. Я уже все объяснила папе. Ведь второй раз повторять не нужно, правда?
Кэтрин. Где папа?
Олив. Он ушел.
Кэтрин. Когда?
Олив. Да вот только что, а мистер Стил побежал за ним, как кролик.
Музыка умолкает.
Ну, ясно: им не заплатили.
Кэтрин. А теперь — моментально наверх! Не могу понять, как ты здесь очутилась.
Олив. А я могу. (Заискивающим тоном.) Если ты заплатишь им, мамочка, они наверняка сыграют еще.
Кэтрин.
Она дает Олив монету, та бежит с ней к окну; открывает боковое стекло и кричит музыкантам.
Олив. Ловите! И, пожалуйста, сыграйте еще одну песенку! (Возвращается от окна и, видя, что мать погружена в свои мысли, ластится к ней.) У тебя что-нибудь болит?
Кэтрин. У меня все болит, дорогая!
Олив. О!
Музыканты заиграли танец.
О! Мамочка! Я буду танцевать! (Сбрасывает с себя синие туфельки и начинает танцевать и прыгать.)
Хьюберт входит из передней. С минуту он стоит, наблюдает за своей племянницей, а Кэтрин глядит на него.
Хьюберт. Стивен ушел!
Кэтрин. Знаю… Остановись же, Олив!
Олив. А вы умеете так танцевать, дядя?
Хьюберт. Да, мой цыпленочек, еще как!
Кэтрин. Хватит, Олив!
Музыканты внезапно оборвали мелодию на середине такта. С улицы доносятся отдаленные выкрики.
Олив. Слушай, дядя! Какой странный шум!
Хьюберт и Кэтрин внимательно прислушиваются, а Олив пристально смотрит на них. Хьюберт идет к окну. Звуки слышны все ближе. Доносятся слова: «Покупайте газеты! Война! Наши войска перешли границу! Жестокие бои! Покупайте газеты!»
Кэтрин (сдавленным голосом). Да! Вот оно!
Уличные крики слышны с разных сторон, причем можно отчетливо различить два голоса: «Война! Кому газеты?! Жестокие бои на границе! Покупайте газеты!»
Закрой окно! Не могу слышать эти исступленные крики.
Хьюберт закрывает окно, в это время из передней входит няня. Это пожилая женщина, по-матерински решительная. Она устремляет на Олив строгий взгляд, но тут до нее доносятся уличные крики.
Няня. О! Неужели началось?
Хьюберт отходит от окна.
Ваш полк уже отправляется, мистер Хьюберт?
Хьюберт. Да, нянечка.
Няня. О боже мой! Что будет с моим мальчиком!
Кэтрин (делает ей знаки, показывая на Олив, которая стоит с широко раскрытыми глазами). Няня!
Хьюберт. Я не дам его в обиду, няня!
Няня. А он-то как раз жениться собрался. Да и вы еще и года не прошло, как женаты. Ах, мистер Хьюберт, вы уж в самом деле поберегите и себя и его: оба такие отчаянные!