Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 8
Шрифт:
Внезапно растрогавшись, Фьорсен сказал:
— Да, маленькая Дафна.
Она мельком взглянула на него и еле заметно вздохнула.
— Почему вы так поступили со мной? — спросила она. — Как жаль, что теперь я уже не могу любить! — И вдруг она провела тыльной стороной ладони по глазам. По-настоящему растроганный, Фьорсен шагнул к ней, но она отстранила его, и слезинка сверкнула у нее на ресницах.
— Пожалуйста, сядьте на диван. Хотите курить? Вот у меня русские. — Она вынула коробочку розоватых папирос из столика золотистой карельской березы. — У меня здесь почти
Фьорсен очень хорошо помнил это! Папироса задрожала у него в пальцах, и он оказал хрипло:
— Потанцуйте сейчас, Дафна!
Она покачала головой.
— Я не верю вам ни на грош, и никто не стал бы верить, правда?
Фьорсен вскочил.
— Зачем же вы позвали меня сюда? Что вы из себя разыгрываете, вы, маленькая…
Глаза ее округлились, но она сказала, не повышая голоса:
— Я думала, вам будет приятно увидеть, что я стала хозяйкой своей судьбы, вот и все. Но если это неприятно, вам незачем здесь оставаться.
Фьорсен снова опустился на диван. Понемногу у него начало складываться убеждение, что она действительно говорит правду. Он выпустил клуб дыма и засмеялся.
— Чему вы смеетесь? — спросила она.
— Я только подумал, маленькая Дафна, что вы такая же эгоистка, как и я.
— Я хочу стать эгоисткой. Это ведь так важно в жизни, не правда ли?
Фьорсен засмеялся снова.
— Не старайтесь, пожалуйста, вы всегда были эгоисткой.
Она присела на скамеечку и сказала серьезно:
— Нет, я не была эгоисткой, когда любила вас. Но от этого я ничего не выиграла, так ведь?
— Это сделало из вас женщину, Дафна. У вас другое лицо. Ваш рот стал красивее. Вы вся стали красивее. — На щеках Дафны Уинг проступил румянец. Заметив это, он продолжал горячо: — Если бы вы полюбили меня сейчас, вы бы мне не наскучили. О, можете верить мне! Я…
Она покачала головой.
— Не будем говорить о любви, хорошо? Вы имели большой успех в Москве и Петербурге? Это ведь чудесно — настоящий, большой успех!
Фьорсен ответил мрачно:
— Я заработал много денег.
— Значит, вы очень счастливы?
«Неужели она способна даже иронизировать?»
— Я несчастен.
Он встал и подошел к ней. Она подняла голову и взглянула ему в лицо.
— Как жаль, что вы несчастны. Я-то знаю, каково быть несчастным!
— Вы можете мне помочь, маленькая Дафна. Помочь мне забыть.
Он замолчал и положил руки ей на плечи. Не двигаясь, она сказала:
— Наверное, вы хотите забыть миссис Фьорсен?
— Да, словно она умерла! Пусть снова все будет по прежнему, Дафна! Вы повзрослели. Вы теперь женщина, артистка…
Дафна Уинг обернулась к двери.
— Кажется, звонок. Может быть, это мои родители? Они всегда приходят в это время. Ах, как неудобно…
Фьорсен отпрянул к окну, на котором стояли японские деревца, и принялся кусать ногти.
— У матери есть
Она исчезла. Фьорсен услышал резкий женский голос, потом голос мужчины, хриплый и густой, звук поцелуя. Он чувствовал себя, как в западне. Попался! Проклятый бесенок в образе голубки!
Он увидел даму в зеленом шелковом платье со свекольным отливом и приземистого, грузного господина с круглой седеющей бородой, в сером костюме и с маленьким георгином в петлице. За ними стояла Дафна Уинг, разрумянившаяся, с округлившимися глазами. Фьорсен сделал шаг вперед, собираясь без лишних слов скрыться. Господин сказал:
— Познакомь нас, Дэйзи! Я не расслышал… Кажется, мистер Доусон? Как поживаете, сэр? Полагаю, вы один из импрессарио моей дочери? Рад с вами познакомиться. Очень рад.
Фьорсен поклонился. Свиные глазки мистера Уэгга остановились на японских деревцах.
— У нее здесь приятное местечко для работы, спокойное, нешаблонное, я бы сказал. Надеюсь, вы хорошего мнения о ее таланте, сэр? Вам ведь могла попасться и не такая хорошая балерина?
Фьорсен снова поклонился. — Вы можете гордиться ею, — сказал он. — Она восходящая звезда.
Мистер Уэгг откашлялся.
— Гм! — произнес он. — Да! Когда она еще была крошкой, мы видели, что в ней что-то есть. Я проявил большой интерес к ее занятиям. Это не по моей части, но она настойчива, а я люблю таких. Если человек настойчив, это уже половина успеха. Некоторые молодые считают, что жизнь — просто игра. Наверно, в вашей профессии много такой молодежи, сэр?
— Роберт! Его фамилия… совсем не Доусон! — сказала миссис Уэгг.
Наступило молчание. С одной стороны стояла, вытянув шею, эта женщина, похожая на взъерошенную курицу; с другой — Дафна, с вытаращенными глазами, горящими щеками и скрещенными на великолепной груди руками, а между ними широкоплечий седобородый господин с побагровевшим! лицом, злобными глазками и хриплым голосом:
— Так это ты, мерзавец! Ты… проклятый негодяй!
Он шагнул вперед, подняв увесистый кулак. Фьорсен выскочил из комнаты, окатился по лестнице, одним рывком распахнул дверь и выбежал на улицу.
ГЛАВА X
В тот самый вечер, стоя на углу Бэри-стрит, Саммерхэй смотрел вслед Джип, которая быстро шла к дому отца. Исчезла. Он чувствовал, как растет в нем тоска по ней, как все сильнее становится желание, чтобы она всегда была с ним. Ведь ее муж все знает — зачем же медлить? Этот субъект не оставит их в покое. Им надо немедленно уехать за границу, пока все окончательно не выяснится; а потом он найдет какое-нибудь местечко, где они смогут жить, где она будет счастлива и спокойна. Но для этого ему надо привести в порядок собственные дела. Он подумал: «Нельзя делать дело наполовину. Надо рассказать матери. Чем раньше, тем лучше!» Хмурый и задумчивый, он подошел к дому своей тетки на Кэдоган-гарденс, где всегда останавливалась мать, когда приезжала в Лондон.