Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство
Шрифт:
Они отыскали дом Эндрюса только к полуночи, и оказалось, что их не ожидали. Боб Эндрюс получил извещение об их визите всего за день и не успел подготовиться к приему. Гостей даже нечем было накормить, и в доме имелась лишь одна свободная узкая койка. Но Боб сделал все, чтобы разместить их. Он предложил Джону и Теду спать в бунгало под москитной сеткой. Но москиты как то пробирались под сетку, и, лежа на койке валетом, они периодически били друг друга ногами по лицу, сгоняя москитов.
На следующее утро гостям предложили посмотреть плантацию. В их распоряжение были предоставлены лошадь и мул. Тед выбрал мула, так как посчитал, что Джон перестанет себя уважать, если поедет верхом на таком животном. Тем самым он избежал неприятности, которая могла закончиться трагически.
Джон, несмотря на то что пешее путешествие для него было непривычно, решил пройти через джунгли около тридцати-сорока миль до форта Карнавон, а далее на лодке до Сувы. Он считал, что туземцы никакой опасности не представляют, и даже из любопытства хотел пожить с ними дней десять. (Длительное время не было ни одного случая людоедства, хотя после их отъезда оно, бывало, вспыхивало вновь.)
Сам переход представлял массу неудобств. Конечно, прорубать себе дорогу не приходилось, имелись исхоженные тропы, но постоянно попадались ручейки и речушки, и друзья хлюпали по грязи в ботинках.
У Джона было тем не менее хорошее настроение, и он шалил, как мальчишка. Так, забравшись на крупный валун и балансируя на нем, он выкрикнул: «Я сейчас прыгну!». Но, поскользнувшись, свалился с него и упал в воду. Хорошо, что он ничего себе не повредил, но это заставило его стать осторожнее. К тому же ему не хотелось нарушать им же составленный график движения по маршруту. У него была эта черта характера, заставлять выполнять себя ранее запланированное. Поэтому, когда около полудня Тед стал просить остановиться для ланча, он не согласился, мотивируя это тем, что к часу они должны дойти до речки, отмечавшей первые пройденные 10 миль. Привал у них получился лишь в два часа. Непривычный вести хозяйство, Джон забыл взять тарелки и соль, к тому же они перегрелись на солнце, и у них пропал аппетит. Джон заметил, что Тед съел пару кусков говядины, одно печенье и немного мармелада… Завершив свою скромную трапезу, путешественники спустились вниз по течению, и было так жарко, что они решили искупаться в реке, которая вынесла их в озеро, прятавшееся в тени деревьев. Под скалой в роще бамбука молодые люди решили ненадолго вздремнуть. Но не тут-то было. Не менее полудюжины аборигенов, перебравшись через поток, окружили их, разглядывая и пытаясь о них все узнать. Их сильно поразил зонт Теда, представлявшийся им настоящим чудом. Джон торопился пуститься в путь, так как боялся до наступления ночи не успеть дойти до Набергу.
Длительный переход по гористой местности отнял у них много сил. Они пришли в деревню и удивили вождя местного племени появлением белых. Прежде всего, они должны были выпить с ним ритуальный напиток Каву. Молодые девушки вручили его им в кокосовых шарах. И Джон, пробовавший его раньше, мог выпить достаточно много к удовольствию вождя. Затем им предоставили хижину, похожую на стог сена, немного приподнятую над землей, по всей видимости, жилище самого вождя.
Уставшие путешественники так проголодались, что не стали готовить еду, а поставили на огонь консервную банку с супом, достали сосиски и печенье и сразу принялись за еду. «Чистюля» Тед хотел помыться и переодеться, но Джон скомандовал: «Сначала еда, потом чистота».
Утром у Теда начался приступ лихорадки, сопровождавшийся полным упадком сил. Вскоре болезнь обострилась, и оказалось, что у Теда тяжелая форма дизентерии. Туземцы пытались лечить его по-своему. Они положили его под деревом, а туземка взяла за руку и в то же время чем-то оглушительно стучала, пытаясь таким образом, наверное, выгнать из него духа болезни. Вождь зарезал и сварил петуха, но Тед не мог есть. Джон, тогда специально для него сделал бульон, положив петушиную ногу в горшок. Вставив в глаз монокль, он с надеждой заглядывал в кипящий горшок…
Тед своей жизнью всецело обязан Джону. Несмотря на всю свою непрактичность в деле приготовления пищи и упаковки багажа, Джон сумел сорганизоваться и обнаружил природный дар ухаживать за больным.
Джона, естественно, раздражали
Два белых вызывали неподдельный интерес у аборигенов. У девушек настоящий восторг вызывала белизна их рук и ног. Из Джона получился «настоящий стриптизер»: после того как он снимал очередной предмет своей одежды, раздавались крики восторга, а когда он снял брюки, они чуть не перевернули хижину вверх дном. Чтобы избавиться от такого назойливого внимания, Джон сел на пороге хижины, гипнотизируя собравшихся своим моноклем и впуская в помещение только тех, кто сумел его упросить.
На берег с помощью бегуна было направлено известие о болезни Теда. Бегун вернулся с инструкциями, лекарствами и наркотиками. И как только Теду стало полегче, шесть местных носильщиков переправили его обратно в Ба. Они проделали путь в 28 миль за один день, неся Теда в гамаке из травы на длинном шесте из бамбука, и, переправляясь через многочисленные реки и ручейки, уронили его в воду всего два раза. И здесь обошлось все хорошо благодаря вниманию Джона.
Джону пришлось быстро самостоятельно собирать вещи. Самое неприятное, что он остался без своих моноклей и очков. Джон сложил их вместе с серебряными столовыми приборами в кожаный футляр, прикрепленный к поясу. Когда он снимал пояс, с ним вместе падал на землю и футляр, и тяжелое серебро раздавило все стеклянные изделия. На помощь пришли носильщики, которые просто затолкали вещи в ящики и вещевые мешки. Джон в футляр от гобоя Теда положил пакет с сахарным песком, печенье, пузырек с лекарством и флягу с водой, считая, что эти необходимые вещи всегда должны быть легко доступны. Все это превратилось в жирную жижу. Тед вспоминал, что Джон эмоционально реагировал на случившееся: «Боже мой! Сахар высыпался прямо на пузырек и все остальное. Как это противно», или: «Ей-богу, пробка вылетела из пузырька и теперь здесь черт знает что творится!».
Врач Линч сердечно отнесся к молодым путешественникам. Он взял Теда в свое бунгало и выхаживал его до тех пор, пока он не смог подняться на борт судна, направляющегося в Окленд, в Новую Зеландию. Это произошло в середине февраля. И здесь не обошлось без приключений. В Суве еще во время их первого прибытия их багаж был помещен в комнату связи, а это девятнадцать различных ящиков, сумок и чемоданов, причем пять принадлежало Джону, а четырнадцать – Теду. Но комната была закрыта на ночь, и человек, ответственный за нее, ушел, а пароход отплывал в Окленд в тот день в восемь часов вечера. Пришлось разыскать его и доставить к месту работы для вызволения багажа.
Багаж был благополучно поднят на борт Тавинни (S. S. Tavinni), идущего из Сувы в Окленд. В Окленде Джона ждало письмо из дома. Из него он узнал о помолвке его сестры Лилиан с Георгом Саутером, что было для него несколько неожиданным. В поздравительном письме сестре Джон писал:
«Моя дорогая милая старушка, я так был рад получить от тебя письмо с хорошими новостями. Это большое событие для тебя, благословляю тебя от всего сердца и посылаю добрые пожелания. Какая тяжесть упала с твоих плеч, моя дорогая. Пожалуйста, передай герру Саутеру мои наилучшие пожелания и поздравления, пожми ему руку за меня и передай мое самое сердечное “добро пожаловать в семью”. Должен признаться, новость меня слегка ошеломила своей внезапностью, хотя я знал, что дело к этому идет, уже в мае, но и понятия не имел, что вам посчастливится так скоро, с таким триумфом его завершить. Я ужасно рад, что дела у него идут хорошо, и надеюсь, что по крайней мере к моему возвращению он уже станет членом Королевской Академии искусств».