Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ

Чупак Эдвард

Мэри улучила момент тишины и обратила мое внимание на богатство соплеменников.

— Должно быть, это цена процветания. Если так пахнут деньги, я рад, что родился нищим, — ответил я ей.

— Здесь можно разбогатеть. Можно нажить состояние — если потрудиться. — Мэри приподняла платье, чтобы не замарать подол. Бьюсь об заклад, святые с «Линды-Марии» выпучили бы глаза, завидев ее белые ножки, ведущие к верной погибели.

— Труд — худшее из лишений, — заметил я, шатаясь после очередного

глотка местного воздуха. — Не иначе он и придает вашему краю такой смрад. Это запах честного труда.

— Не забывайте, что сейчас вы углекопы.

— Насмешка судьбы. И позор на мою голову.

— Голове мы поможем, — сказала Мэри. — Дай нож. — Она протянула руку.

— Еще чего. Если думаешь, что от ножа мне полегчает, ты крепко ошибаешься.

— Поверь, я творю с людьми чудеса, — возразила она. — Ну же. Я тебя не порежу. Даю слово. Ты дал мне слово, а мое не хуже твоего. Или ты свое не ценишь?

Я бы гроша за него не дал, однако с ножом расстался — не заставлять же ее ждать с протянутой рукой. Смит, правда, назвал меня совсем пропащим. Что ж, я всегда любил собирать на себя всю хулу.

Мэри покрутила кинжал на ладони, попробовала пальцем лезвие и как будто осталась довольна. Потом она отрезала лоскуток сестриного платья для проверки остроты.

— Сперва волосы. — Мэри направилась к Смиту.

— Они похожи на ослиный хвост. — Евангелина прыснула в ладонь.

— Наши мужчины, знаете ли, не завязывают косиц, — пояснила Мэри. — Тем более углекопы. Они стригут волосы как можно короче. Ближе к черепу. Правда, при этом владелец остается жив, и «легчает» сразу всем.

— Тебе меня не обкорнать, — буркнул Смит.

— Я и не собираюсь, — ответила Мэри. — Это сделает Евангелина. — Мэри вручила сестре нож и посоветовала Смиту сидеть спокойно ради его же здоровья и легкости бытия.

Ты должен гордиться своей Евангелиной. Она подобрала Смитову гриву и срезала одним махом. Смит ощупал макушку. Кожа осталась цела, чему он был определенно рад, судя по вздоху.

— Твоя очередь, — сказала Мэри, беря меня за руку. Евангелина вернула ей нож. — Представь себя ягненком. — Мэри занесла нож над моей головой.

Нет лучшей проверки мужской веры в женщину, чем бритье головы. Когда Мэри закончила, она медленно убрала руку с моей шеи и вытерла нож о штаны Смита. От пережитого он слова не мог вымолвить — еще одно благо, которым одарила нас Мэри. Тот нож, между прочим, до сих пор со мной. Придет время, я тебя им постригу, мой ягненочек.

* * *

Вскоре мы прибыли в город.

Мэри шла рядом, держа меня за руку. Сестре она велела идти в паре со Смитом. Евангелина не обрадовалась этому предложению, поэтому Мэри пришлось буквально впихнуть ее руку в

Смитову клешню, заверяя, что вшей у него нет. Я в этом сомневался: Смит то и дело почесывался.

На наше счастье, никто из встреченных горожан не попытался завести разговор. Мэри попросила Смита позволить им с Евангелиной отвечать на вопросы, если придется. Она боялась, что нас выдаст манера речи. Еще Мэри посоветовала шагать поуже.

— Вы же не на палубе, — добавила она.

Мы как могли старались дробить шаги.

— Теперь порядок, — сказала Мэри. — Вас даже можно принять за приличных людей.

В иных обстоятельствах я счел бы это оскорблением.

Наконец мы вышли на главную улицу.

— Что ж, в наших краях женщинам не грех пройтись с такими кавалерами, — произнесла Мэри. — Даже наоборот. Теперь ступайте туда, — указала она на собор. — Там сегодня должно быть пусто. А я пока навещу семьи и принесу выкуп.

— Ага, как будто я вчера родился, — проворчал Смит.

— В жизни не видел такого уродливого младенца, — заметил я.

— Не будем выходить из роли. — Мэри поцеловала меня в щеку. — Я ни одному фермеру не дам вас повесить.

Смит обдумал ее слова и спросил, позволено ли фермершам вешать людей. Мэри отозвалась, что предложение заманчивое, а Евангелина охотно ее поддержала.

— Не волнуйтесь, скоро получите выкуп, — заверила Мэри Смита. Мне она напомнила освободить пленников на «Линде-Марии» и сказала, что скоро мы все будем свободны как ветер. Смит закашлялся, словно ветер свободы залетел ему в глотку.

Мэри оглядела меня, словно неразграбленный корабль, и сказала, что была бы рада, если бы я остался в Каролине.

Помнишь, как мы, бывало, сближали две свечи, чтобы светлее было? Обычно в безветрие их огни либо сливаются в большое пламя, либо гасят друг друга. И не угадаешь, что случится, когда потянет ветерком — погаснет их пламя или окрепнет. Мы даже как-то на это ставили.

— Я моряк, мадам, со всеми потрохами.

— А я, сэр, — ответила она, — честная женщина.

— Жаль, что мы так недолго пробыли вместе.

— Пробудь мы чуть дольше, мало осталось бы от моей чести, — сказала Мэри.

Смит ухмыльнулся в ответ на ее слова. Я был готов его удавить, особенно после того, как он брякнул, не стесняясь дам:

— Она пустышка, Сильвер. Забудь и не вспоминай.

Женщины развернулись и пошли прочь. Евангелина обняла сестру за талию, Мэри бойко шагала вперед. Я позавидовал ее брату-конокраду, сколько бы он ни прожил.

Мы со Смитом поднялись по лестнице в собор. Внутри было темно — только свечка-другая мерцали в глубине, как маяки. Половицы скрипели при каждом шаге, но в остальном стояла тишина.