Джонатан Уолкер начинает стрелять
Шрифт:
Утром он проснулся сидя в кресле, желудок требовал покоя, из носа текло. Чувствуя себя постаревшим лет на пятнадцать, Джонатан прошаркал в ванную, умылся, почистил зубы и прочистил нос. Достал из шкафчика пузырёк «Алка Зельцера», сунул его в карман. Постоял перед зеркалом, пристально глядя в глаза, покрытые красной сеточкой капилляров, вздохнул и вышел из ванной. Через минуту его ещё немного нетвёрдые шаги раздались на лестнице, ведущей на нулевой этаж — в комнату, оборудованную под оружейную. Охоту Джонатан терпеть не мог, но оружие любил и раньше часто ездил стрелять по мишеням в тире или старым канистрам на заброшенном песчаном карьере. Последние два года поездки прекратились, но свои винтовки и пистолеты Джонатан содержал в идеальном порядке. Пришло время
Куда бы ни направился Джонатан — в «Серебряную шахту», в ресторан, в развлекательный центр через площадь от отеля — он спиной чувствовал чей-то взгляд. Иногда даже не один. Он, в общем-то, уже вычислил этих наблюдателей из компании Гэвина. Их было несколько, успешные с виду мужчины, бизнесмены или чиновники на отдыхе. Двое, мистер Ибарра и мистер Дин со спутницами (Джонатан считал, что эти леди средних лет, но старательно стремящиеся вернуться в школьное прошлое, по крайней мере, внешне, случайные пустышки, функция которых прикрывать своих приятелей). Мистер Андерсон одинокий игрок и кутила, каждый вечер набирающийся в том же баре, который посещает Джонатан. Сам Джонатан снова пьёт только пиво, да и то чисто символически, в попытке отвлечься от мыслей о неминуемом и постоянных напоминаний об этом неминуемом…
Джонатан пытался заснуть, но получалось плохо. Плотный обед располагал к дремоте, но ставший уже хроническим невроз делал эту дремоту неустойчивой и тревожной. Да ещё и этот стук. Джонатан вздрогнул, едва удержался от падения с края кровати и мысленно сопоставил даты — не перепутал ли он чего в условиях постоянного стресса, отягощённого известными возрастными проблемами с памятью? Нет, всё нормально (если только что-то сейчас может быть нормальным), первое октября только завтра. Стук повторился. Джонатан размял лицо ладонями и, морщась от лёгкой боли в позвоночнике, подошёл к двери. Мексиканец или пуэрториканец, совсем молодой парень, с едва наметившейся полоской усиков, одетый в форменную куртку известной транспортной компании. Чуть прищурившись, он посмотрел в планшет:
— Мистер Уолкер?
— Ага. Чем обязан?
Не слишком дружелюбный тон ни капли не смутил парня. Он посмотрел Джонатану в глаза и улыбнулся:
— Вам доставка. Подарок от, — снова взгляд в планшет, — мистера Гэвина. Дайте автограф, пожалуйста, мистер Уолкер.
Почувствовав внезапную слабость в ногах, Джонатан был вынужден вернуться в комнату и присесть на гостевой стул. Парень из службы доставки проследовал за ним, протягивая планшет. Пока Джонатан дрожащим пальцем силился изобразить что-то напоминающее подпись, двое грузчиков, дрожа от натуги, принялись заносить какие-то большие продолговатые коробки, покрытые упаковочной бумагой. В углу комнаты выросла пирамида из пяти коробок, а Джонатан пытался сообразить, как он будет управляться с этим добром в одиночку, если уж ему добро это понадобится. Да и что тут вообще творится?
— Что это? — он даже не узнал свой голос, такой тонкий и хриплый.
— Если честно, я не заглядывал, — парень снова улыбался, — но может эта штука прояснит вопрос?
Парень из доставки уже давно попрощался и вышел из номера, а Джонатан продолжал пялиться в небольшой клочок картона — открытку со стилизованной под рисунок фотографией полоски белоснежного пляжа, полоски неправдоподобно синего океана с набегающими на пляж волнами, похожими на большие комья хлопка, и полоски изумрудных девственных зарослей, ковром уходящей к расплывающимся на горизонте очертаниям горы. «Приезжайте на Филиппины!» гласила подпись к фотографии. На белом обороте открытки была ещё одна подпись, сделанная обычной шариковой ручкой:
Удачи!
— Клюшки для гольфа? — серые глаза Хардинга недоверчиво смотрели на Джонатана из-за стёкол очков. — Все пять коробок?
— Ага, сотня, не меньше. Это мои друзья, одноклассники,
— Вы любите гольф?
— Никогда не увлекался. Разок попробовал, не затянуло.
Хардинг улыбнулся:
— Я Вас понимаю, дружище. Принимаю сие недоразумение лишь по телевизору, да и то, исключительно в качестве снотворного.
— Да? — Джонатан изобразил на лице огорчение. — Тогда плакала моя идея впарить Вам хотя бы одну коробку…
Непринуждённый смех двух немолодых мужчин подвёл черту под скользкой для Джонатана темой. Шутка помогла немного растопить внутреннее напряжение, он с видимым удовольствием отхлебнул из стакана, ощущая, на этот раз, всю полноту напитка. Он решил, что если уж завтра для него всё закончится, то почему сегодня он должен отказать себе в последней радости. Напиваться, конечно, он не намерен, но посидеть, непринуждённо болтая с новым приятелем — почему бы и нет? Тем более, когда ты решил отпустить вожжи и не управляешь ситуацией. Расслабиться и получать удовольствие. Цитата из заезженной шутки к нынешнему положению вещей подходила как нельзя лучше.
— Джо, я должен извиниться, — Стюарт Хардинг опять улыбался своей беззащитной улыбкой (Джонатан решил, что беззащитность эта иллюзорна и обусловлена лишь выражением глаз, изменяемым стёклами очков. Один из членов совета директоров крупной фондовой компании по определению должен уметь постоять за себя), — время забирать Дани с детской площадки. Но, если Вы не против, мы можем продолжить чуть позже. Вы ведь знаете, какой чудный вид на закат открывается с террасы нашего номера? Скажем, через час?
Джонатан кивнул, соглашаясь. Хардинг, осушив стакан одним большим глотком, выбрался из кресла и, немного прихрамывая, отправился вызволять свою семилетнюю внучку из крепких лап аниматоров. Стюарта довольно серьёзно изматывал артроз коленного сустава, но упрямство настоящего янки не допускало использование подручных средств, облегчающих жизнь. Хотя, по мнению Джонатана, хорошая трость совсем не повредила бы «профессорскому» имиджу Хардинга, предпочитавшему носить твидовый костюм даже в этот не по осеннему жаркий день. Со Стюартом Хардингом и его внучкой Даниэлой Джонатан познакомился три дня назад, на следующий день после приезда в Атлантик-Сити. Родители девочки, художники по натуре и увлечению, в составе группы единомышленников удрали в Европу на артфестиваль, подкинув забот деду. К чести Стюарта, он мигом примчался в Нью-Джерси из Нью-Йорка, с радостью принял обузу и, взяв внеплановый отпуск в своей компании, устроил внучке выездные каникулы. «Совершенно не могу сопротивляться магии обаяния этой мелкой мартышки. И вот я подумал: если я на пару дней отвлекусь от просиживания брюк в своём кабинете, а Дани оторву от её школы — небо ведь не рухнет на землю, нет?» «Пара дней» обернулась парой недель и вполне могла прирасти ещё парой — по крайней мере, пока родители маленькой Даниэлы не вернутся из Европы. «Ну да я её так просто не отдам, да и дети… Не думаю, что они так уж рвутся обнять своё чадо. Детям тоже нужно отдыхать…»
— Дед, папа и мама Пами купили ей дом для сильваньчиков. Можно, я пойду к ней? — девочка, миленькая блондиночка, чью голову увенчивала пара хвостиков-фонтанчиков, сморщила личико в притворной мольбе. — Ну пожа-алуйста!
Стюарт нахмурился, но в глазах плясали чёртики:
— Ты же весь день пробегала с Пами! Не хочешь уделить часик внимания своему бедному деду?
— Ну дед, у вас с мистером Джо беседа — не хочу отвлекать.
— Ладно, уговорила. Но чтобы в восемь была в номере. Восемь — это сколько?