Джони, о-е! Или назад в СССР-3!
Шрифт:
Её брови вскинулись ещё выше.
— Зачем тебе становиться подкаблучником? Будь самим собой. А я буду самой собой.
— Тогда будут лететь искры, — улыбнулся я.
— И пусть летят! — с упрямой ноткой через нижнюю губу бросила она. Надоело командовать!
— Ха-ха! — хохотнул я и её слегка качнуло. — Это тебе только так кажется, что ты готова подчиниться. Кто привык командовать от власти добровольно не откажется. Хотя… Можно ведь попробовать? Вдруг получится?
Сьюзи разулыбалась, сползла по мне чуть ниже и с облегчённым выдохом положила голову мне на грудь. Она выдохнула, а я напрягся, так как наши интимные
— Хе-хе-хе, — злорадно хихикнула она. — Кто это тут у нас взволновался? Ха-ха! Не подними меня на шест, Джони.
— Левсы крепкие, выдержат, — буркнул я, злясь на себя, что не могу управлять «процессом».
— Ну-ну, ха-ха, — проговорила Сьюз и потёрлась о «восстающий холм».
— Злодейка, — прошептал я, кладя ладони на её маленькую, но кругленькую и упругую попку.
— Так, что ты говорил про итальянские и французские синглы? — спросила Сьюз, затягиваясь первой сигаретой после бурного секса.
— У Джона Сомерсета во Франции наверняка полно клиентов, которым он ровнял физиономию, из артистических кругов. Возможно, среди них найдётся и продюсер. Ну, или кто-то, кто его знает. Он покажет ему наши песни и «ву а ля!» Мы в Европейских чартах!
— Ага! — скривилась Сьюз. — Думаешь, это легко?
— С французскими и итальянскими песнями? — переспросил я. — Легко! Хочешь, я наиграю тебе из французского репертуара?
— Наиграй, — сказала она и хмыкнула. — Если ты не наденешь трусы, это будет совсем по-французски. Ха-ха!
Хмыкнув, я лишил её удовольствия полюбоваться мной голым и с гитарой, натянув джинсы, но больше ничего надевать не стал. Включил всё своё оборудование, встал за синтезатор, и, встроившись в ритм драм-машины, тронул клавиши и запел:
— Et si tu n’existais pas, dis-moi pourquoi j’existerais. Pour trainer dans un monde sans toi, sans espoir et sans regrets…[1]
— Ах, — едва вымолвила Сьюзи и закрыла глаза. — Ещё хочу.
Я, лишь слегка «наморщил ум» и, изменив ритм, начал:
— Salut, c’est encore moi! Salut, comment tu vas? Le temps m’a paru tres long loin de la maison j’ai pense a toi…[2]
Музыка кончилась.
— Ещё… Пожалуйста… — прошептала Сьюз!
— A toi… A la facon que tu as d’etre belle… A la facon que tu as d’etre a moi… A tes mots tendres un peu artificiels quelquefois…[3]
— Какие прекрасные мелодии, — проговорила Сьюзи.
Она давно открыла глаза и с напряжением смотрела на меня.
— Я даже не спрашиваю их перевод. Немного поняла. Всё про любовь. И ты хочешь сказать, что это всё ты написал для меня?
— Да, это всё я пою для тебя, посвящаю тебе и дарю тебе. Бери любую. Из этих, или каких других. Все песни тебе.
Сьюзи нахмурилась.
— Ты коварный змей искуситель! — наконец выдавила она, явно через силу. — Так нельзя. Мы… Я… Я пока не разобралась в себе. Мне дороги мои ребята… Ленни… Мне нравится играть тяжёлую музыку. Да и им вряд ли понравится играть так. А ты… Зачем тебе я, как музыкант? Ты спокойно можешь хоть сейчас выпускать синглы в Европе. Это, то, что ты исполнил, готовые шлягеры. Я здесь где? Мои ребята здесь где?
Она потупилась.
— Неважно, что ты придумаешь и с кем останешься, — подумав, сказал я. — Я сказал, что моя музыка — принадлежит тебе.
— Почти вся, я позволил себе усмехнуться. — Половина. Половина тебе, половина мне.
— И всё потому,
— Это всё потому, что ты мне очень нравишься и то, что ты лучшая и достойна этого.
— Да, — совершенно споуойно сказала она, — я лучшая. Президент «Электра Рекордс» сказал, что я могла стать новой Дженис Джоплин. А Мики Мост, мой продюсер, предложил отвезти меня в Англию и сделать первой Сьюзи Кватро. Правда, я не хотела быть чем-то новым и не понятно каким. Да и сам Мики Мост не знал. Он целый год держал меня в отеле и развивал «мои навыки».
Она криво усмехнулась.
— Заодно, я взрослела. Тогда мне шёл двадцать первый год. Тогда мне тоже пришлось выбрать между своей личной карьерой и судьбой группы «Крадл». Мики они тоже были не нужны, как и тебе.
— Зря ты так. Это мы им станем не нужны, если начнём заниматься европейской музыкой. Хотя, можно их об этом спросить.
— Ты правду говоришь? — моментально встрепенулась Сью. — Надо их спросить об этом.
Она замолчала.
— Значит, ты, в общем, не против?
— Чтобы мы были вместе? — Она при этом вопросе глубоко затянулась сигаретным дымом и на выдохе сказала. — Не против. Ты более перспективен, чем Майкл и Ники. Мне твои песни нравятся больше чем те, что пишут они.
— И отлично! Давай я наиграю тебе пару итальянских песен, которые мы сможем сейчас записать. Так… Вот тебе слова одной.
Я вынул из шкафа несколько листов, скрепленных стиплером.
— Она называется «Sara Perche Ti Amo» и на очень весёлая. В ней поётся про…
— Ой! Да понятно! — Сьюзи зашевелила губами читая и переводя. — Так… Возможно, потому, что я тебя люблю, э-э-э, это чувство, все крепнет и крепнет. Ага… Обними меня крепко, придвинься ближе, Ого! Хе-хе! Мне хорошо, возможно, потому, что я тебя люблю. Отличная песня! Я пою в такт твоим страстным вздохам… Круть! Это весна, возможно, потому, что я тебя люблю. Падает звезда, скажи мне, где мы? Нет никакой разницы, возможно, потому, что я тебя люблю.
Сьюз восхищённо посмотрела на меня.
— А ну ка спой ка…
Я снова встал за синтезатор.
— Тут ты, между прочим, начинаешь первой.
— Ага.
Я запел:
— Смущаюсь, возможно, потому, что я тебя люблю. Это чувство, что все крепнет и крепнет. Обними меня крепко, придвинься ближе. Мне хорошо. Возможно, потому, что я тебя люблю. Я пою в такт твоим страстным вздохам. Это весна! Возможно, потому, что я тебя люблю. Падает звезда, скажи мне, где мы? Нет никакой разницы, возможно, потому, что я тебя люблю. Летать, летать умеем, все выше и выше. Полетели, полетели со мной, потому что мир сошел с ума. И если нет любви, хватит одной песни, чтобы создать путаницу вокруг тебя и в тебе. После всего, что в этом странного? Это песня, возможно, потому, что я тебя люблю. Если наступит конец света, что ж — отсюда переедем. Если и наступит конец света, то, возможно, потому, что я тебя люблю. Обними меня крепко, придвинься поближе, так хорошо, что кажется нереальным. Если мир сошел с ума — что в том такого? Безумный от сумасшествия, по крайней мере, мы друг друга любим. Летать, летать умеем, все выше и выше. Полетели, полетели со мной, потому что мир сошел с ума. И если нет любви, хватит и одной песни, чтобы всколыхнуть бурю за окном и в душе. Лети, лети — «летается», Возможно, потому, что я люблю тебя. Полетели со мной, придвинься поближе. И если нет любви, скажи мне, где мы?[4]