Джонни Бахман возвращается домой
Шрифт:
— Не бойся, — успокоил его солдат. — Ты здесь в полной безопасности.
Состояние оцепенения постепенно прошло. Остался только горьковатый привкус во рту. Мальчик оперся на руки и хотел было согнуть ноги, но, почувствовав боль в правом колене, закусил губу.
— У тебя что-нибудь болит? — солдат повернул к нему свое круглое лицо. Его светлые жесткие волосы были коротко острижены. Нос был довольно крупный, уши — большие, мясистые — чуть оттопырились.
— Мне кажется, у меня что-то с ногой, — ответил мальчик.
— Ты себе проделал неплохую
— Да нет, я только упал.
— Только? — вздохнул солдат и добавил: — Я думаю, пора сменить тебе повязку.
Удивленный мальчик откинул одеяло. На ноге белела повязка.
— Когда ты успел меня перевязать?
— Вчера, — объяснил солдат, — вчера после обеда, когда подобрал тебя.
— Как? — удивился мальчик. — Значит, я здесь уже долго?
— До сих пор ты спал как убитый и проспал почти двадцать четыре часа. Я уже думал, ты никогда не проснешься. — Солдат невозмутимо стянул с себя узкий мундир, достал из кармана перевязочный пакет, перочинный ножик. Ножик был широкий, тяжелый, с несколькими лезвиями. Солдат раскрыл тонкое, узкое лезвие. Осторожно снял с ноги засохшую повязку. Мальчик взглянул на него:
— А где ты меня нашел?
— Недалеко отсюда, — ответил тот, не поднимая глаз, — внизу, у реки.
— Да? — мальчик вздрогнул.
— А что? — спросил солдат, осторожно снимая с раны пропитанный кровью бинт.
— Ничего, — ответил мальчик.
— Если будет больно, скажи.
— Пока не больно. Я думаю, как ты мог найти меня на реке. Ай! — вдруг вскрикнул малыш.
— Потерпи немного, — сказал солдат и скомкал в руке повязку, — лучше сразу, рывком! Да, я нашел тебя на реке, а точнее, на берегу.
— Забавно! — проговорил мальчик и вытер слезу со щеки.
— Ты лежал на животе, распластавшись, как камбала, без движения и еле дышал. Вот я и притащил тебя сюда. Не сказать, чтобы ты был особенно тяжелым. Надеюсь, теперь ты пойдешь на поправку.
Солдат раскрыл перевязочный пакет, отмотал кусок чистого бинта. Потом снова присел на корточки и положил больную ногу мальчика на свое колено. Края раны уже затягивались, но в середине проглядывало водянисто-белое.
— По-настоящему тебя надо бы в лазарет отправить, — проворчал солдат.
— Здесь тоже вполне прилично, — попытался отшутиться мальчик.
Солдат начал перевязывать колено. Делал он это медленно и осмотрительно.
— Ты есть хочешь? — спросил он. Мальчик кивнул.
— Так, значит, ты голоден, — с удовлетворением заметил солдат. Перебинтовав ногу, он вытащил из темного угла шалаша туго набитый военный рюкзак. — Еда здесь, — объявил он радостно и развязал тесемки. — Погляди-ка!
Мальчик потянулся вперед, насколько позволяла раненая нога, и широко раскрыл глаза.
— На твоем лице все написано, — добродушно пробурчал солдат. — Ну скажи честно, когда ты ел в последний раз?
— Довольно давно, — нерешительно ответил мальчик.
— Как ты вообще попал в такую неприятную историю?
— Я
— На них похоже, — прервал его солдат. — Русские сидят на Одере с начала февраля. Дураку ясно, что они рвутся на другой берег. А они посылают туда вас, малышей.
Мальчик хотел было возразить, сказать, что его друзья давно уже не малыши. Ведь он уже помогал рыть окопы и устанавливать противотанковые заграждения! Это будет непреодолимый рубеж, на котором большевики захлебнутся собственной кровью, как им не раз говорил учитель и один из руководителей юнгфолька. Но зачем же затевать спор с человеком, который так о тебе заботится?
— Я надеюсь, русские там не забросали вас чемоданами?
— Что-что?
— Чемоданами, ну, тяжелыми гранатами.
— Нет, — ответил мальчик, — там все время было тихо. Но потом надо было срочно уехать. Это было несколько дней назад. Сначала мы ехали пассажирским, но недолго; у Франкфурта все с поезда сошли. Несколько километров шли пешком до другой линии, где стоял товарный состав. Там еще было много людей кроме нас. Большинство беженцы. И несколько солдат. Трое… Один ефрейтор. Но они не смогли поехать с нами. Потому что полевые жандармы, ну те, которые ходят с бляхами на шее, им не разрешили.
— Цепные псы, — пробормотал сквозь зубы солдат.
— Они хотели предать Германию, сказал наш учитель, и мы должны были закидать их камнями и грязью, — горячо рассказывал мальчик. Потом, внезапно успокоившись, задумчиво продолжал: — Но ефрейтор сопротивлялся; тогда они просто столкнули его, толкали автоматами в спину, пока он не упал из вагона…
— Толкали все?
— Не все, только некоторые.
— А ты? — допытывался солдат.
Мальчик покачал головой.
— Почему?
Мальчик молчал. Ему было неприятно, что солдат его так расспрашивает. Не кидал, и баста! И он продолжал рассказывать, словно не слышал вопроса.
— Ефрейтор, которого жандармы столкнули с поезда, захромал и заплакал; взрослый, но он заплакал.
Лицо солдата было задумчивым. Прошло некоторое время, прежде чем он спросил:
— А дальше что было?
— Состав стоял еще несколько минут. Мы все очень устали. А поесть нам дали один раз: каждый получил кусочек хлеба и маленький кусочек колбасы. Потом наконец поезд тронулся. Он шел очень медленно, потому что часто делал остановки. То локомотив ломался, то пути были разворочены бомбами. Иногда появлялись штурмовики, и мы сломя голову бежали прятаться в лес. Позавчера вечером они тоже прилетели. В лесу я прилег на землю и сразу же уснул, потому что очень устал. Локомотив всегда перед отправлением давал три свистка, но в этот раз я не слышал ни одного. Когда я проснулся, то увидел, что остался совсем один.