Джонни Бахман возвращается домой
Шрифт:
«Однако рано или поздно настанет мирное время, когда я наконец вернусь домой. Когда я выйду отсюда, я сразу же пойду на Кюстринерштрассе, но сначала я должен еще зайти на квартиру к фрау Шнайдебах и Нанни. К Марианне Клат. А потом с ней вместе мы пойдем к нашему сгоревшему дому. Каждый день, в полдень, мы будем приходить туда и будем ждать до тех пор, пока не придет моя и ее мама…»
58
Разговоры в бункере.
Джонни
Над Джонни смеются советские солдаты.
Дышать становилось все труднее.
«Теперь уже, конечно, спичка не загорится», — подумал Джонни. Прошло еще несколько часов, в течение которых чей-нибудь ребенок просил чего-нибудь попить. Громовым раскатам снаружи, доносившимся сквозь метровые стены, казалось, не будет и конца, более того, они даже становились сильнее и сильнее. Чтобы почувствовать их, мальчику достаточно было только дотронуться рукой до холодного, сырого бетона.
— В прошлой войне, на Сомме, нас держали точно в таком же помещении три недели, — объяснял какой-то старик. — Все три недели нам французы носа не позволяли высунуть.
— Займут ли русские этот бункер?
Вдруг из монотонного шума явственно выделились какие-то хлопающие звуки, сначала отдельные — редкие, а потом все более частые.
— Они хотят с нами разделаться, — предположил кто-то астматическим голосом.
— Ерунда!
— Но разве вы не слышите?
Снова послышался громкий стук. Сильная тряска прошла как бы волной по стенам и полу.
— Даже самый большой осколок не в состоянии пробить эту крепость, — заметил старик.
— Крепость? Какая там еще крепость? — неуверенно спросил астматик.
— Разве вы не знаете, мой господин, что этот бункер признан настоящей крепостью?
— Но ведь все штатские!
— Мы — да, но над нами все помещения забиты военными.
— Они должны покончить с этим безумием!
Сильно вибрирующий мужской голос выкрикнул откуда-то со стороны:
— Кто должен покончить с безумием?
— Кто! Кто! — порывисто воскликнул астматик.
— Мы должны во что бы то ни стало продержаться, — сказал другой резким тоном, — вытерпеть все и продержаться, соотечественники!
— Неужели? — удивился женский голос. — Вытерпеть, продержаться. Почему же вы тогда сидите здесь, а не находитесь вместе с нашими солдатами?
Новая, более сильная волна ударов, казалось, сотрясала весь бункер. Встряскам и ударам, казалось, не будет конца. И без того удушливый воздух смешался с поднявшейся пылью.
Люди кашляли, тяжело дышали.
— Крепость это или нет, — пыхтел астматик, — русские нас так и этак всех отсюда выкурят!
Какая-то женщина попыталась успокоить мужа:
— Не волнуйся. Ты же знаешь, для тебя это очень вредно!
— Они нас всех убьют! Нас никто не пощадит! — истерично выкрикнул кто-то.
— У него снова
Больной мужчина, видимо, больше не мог владеть собою.
— Я хочу на воздух, — простонал он, — я не хочу здесь подыхать!
— На помощь! — позвал кто-то. — Он колотит все вокруг себя!
— Заткните же ему глотку!
— Совершенно верно, сверните горло этому сумасшедшему!
— Подождите, его припадок сейчас пройдет! — молила женщина.
Джонни с трудом слышал все эти выкрики, он чувствовал, как его покидали силы. Он задыхался от недостатка воздуха. А тут, как нарочно, его еще зажали, да так, что обе ноги его свела судорога. Но больше всего его мучало то, что он до рези в животе хотел в уборную.
— Но я же не могу делать просто на землю, — простонал он с отчаянием. — Я еще до этого не дошел! — Джонни тяжело пыхтел, прижимая руки к животу.
— Что случилось, куда вы все подевались! — вдруг громко выкрикнул кто-то.
Неожиданно из задней кабины вывалилась возбужденная группа людей. К ней присоединялись все новые и новые.
— Сейчас наш бункер взлетит на воздух! — пронзительно закричала какая-то женщина.
— Ерунда, — сказал старик. — Это всего лишь снаряд, который попал в вентиляционную шахту и взорвался там. Случайное попадание. В прошлой войне…
Но старика никто не слушал. Со всех сторон раздавался плач детей, кто-то громко молился, другие беспрестанно ругались.
— Ни у кого нет фонарика?
В переднем углу засветился тонкий, блеклый конус света, отбрасывавший на стены таинственные тени.
— Без паники! Сохраняйте спокойствие!
Джонни старался не обращать внимания на этот бедлам. Но вдруг его кто-то больно толкнул ногой, а затем наступил сапогом на ногу, отчего Джонни вскочил. Он с трудом держался на ногах. Когда он хотел опереться о что-нибудь, то ударился о кого-то. Он толкался, стараясь пробиться к выходу.
— Сядь! — останавливали его.
— А ведь русские-то уже давно больше не стреляют! — замечал кто-то.
Однако Джонни, сойдя со своего места, уже не хотел останавливаться, несмотря на то, что его дергали, щипали, пинали ногами.
— Не пугайтесь же, обстрел прекратился!
«Меня это не интересует, — думал Джонни. — Пропустите меня, чтобы я мог наконец выйти отсюда! Я хочу на воздух, хочу увидеть небо!»
Кто-то шел за ним, стуча каблуками. Кто-то его ударил кулаком по лицу. Вскоре он был единственным, который пробирался вперед, другие остались за ним, видимо успокоились. Вскоре он уже почувствовал под собой ступени каменной лестницы. Странно, но его сейчас больше уже никто не бил, не пинал. Вокруг стало значительно спокойнее. На противоположной стороне большого зала, в котором должны были стоять машины, мальчик заметил слабый свет, но это не был свет лампы. Это был дневной свет.