Джордан

Райз Тиффани

– Он дома, Джордан. А не в гребаном Ватикане. Его дом рядом. Ты можешь дойти туда за двадцать семь секунд.
– Она знала это, потому что однажды посчитала, когда Сорен был на встрече. Двадцать семь секунд между боковой дверью церкви и парадной дверью. Может, еще три секунды от главной двери к спальне. Но кто засекал? Кроме нее.

– Он будет злиться, что мы ему помешали?

– Нет.

– Элли, я не...

– Элеонор?
– Она повернулась и увидела Сорена, идущего к ней по коридору. У него было обеспокоенное выражение лица.

–

Эй, простите, что тревожим вас, - извинилась она, немного разочаровавшись, увидев его в сутане. Она почти надеялась, что он прибежит в церковь в повседневной одежде. Она никогда не видела его в чем-то другом кроме церковного облачения. Очевидно, ее фантазии о том, что он пишет свои проповеди, лежа в ванной, были всего лишь фантазиями.

– Что случилось?

– Это Джордан. Я рассказывала вам о ней.

– Верно. Очень рад познакомиться, - сказал он и протянул руку. Джордан посмотрела сначала на Элеанор, затем пожала ему руку.
– Давайте пройдем в офис? Элеонор, пожалуйста, подожди здесь.

Джордан зашла в его кабинет, и Сорен закрыл за ними дверь. Правила Отца Стернса запрещали всем моложе шестнадцати лет переступать порог его кабинета. Ей уже исполнилось шестнадцать, но Сорен по-прежнему не впускал ее. Она не решила, было это комплиментом или оскорблением. Когда она спросила его, почему, он только ответил «Для самосохранения». Что бы это ни значило.

Элеонор вышагивала перед кабинетом, казалось, целый год, а не пятнадцать минут.

Дверь, наконец, открылась, и Джордан вышла с бледным лицом. Элеонор заглянула в кабинет и увидела, как Сорен надевает куртку, которую носил, когда ездил на мотоцикле. В руках так же был шлем.

– Что происходит?
– спросила Элеонор, беря Джордан за руку.

– Элеонор, Диана отвезет Джордан домой. Я бы хотел, чтобы ты поехала с ней. Помни, что у тебя общественные работы во второй половине дня.

– Вы куда? – задала она следующий вопрос, когда он вышел из кабинета и запер дверь.

– В твою школу.

– Что вы собираетесь делать?

– Все, что должен.

И не сказав больше ни слова, он уехал из церкви.

Как только они оказались наедине в комнате Джордан, Элеонор уложила ее со стаканом молока и пакетом «Орео».

– Что говорил Отец С?

– Он спросил, что случилось, и я рассказала.

– И все?

Джордан кивнула.

– По большей части. Он сказал, что это не моя вина, и я не должна испытывать угрызения совести или стыд из-за произошедшего. Сказал, что в аду существует отдельный круг для мужчин, которые злоупотребляют властью.

Элеонор улыбнулась.

– Восьмой круг. По Данте.

– Никогда не читала.

– Что еще он говорил?

– Это все. Элли, клянусь, это все, что произошло. Он даже не попросил меня повторить историю.

– Конечно же, нет. Он поверил тебе с первого раза.

– Как думаешь, что он делает? Послушает версию тренера Кокса?

– Нет.

– Что тогда?
– Джордан взяла стакан молока и снова поставила,

даже не отпив.

– Насколько я знаю Отца С, он опишет тренеру Коксу дальнейшую его судьбу хуже ада.

– Неудивительно, что тебе так нравится твой священник.
– Джордан взяла печенье и съела его целиком.

– Нравится? Джордан, клянусь Богом, я выйду за него.

Элеонор провела все выходные с Джордан. Сорен сказал, она может отдохнуть от общественных работ, чтобы помочь подруге.

В то воскресенье Элеонор отправилась на службу с Джордан в ее церковь, но она все-таки пошла в Пресвятое Сердце, чтобы полить свою веточку. Она не пропустила ни единого дня за почти четыре месяца. Еще два месяца, и она, наконец, получит ответы, которые хотела у него узнать. И, Боже, она хотела ответов. Сорен был загадкой, самой сводящей с ума загадкой. Дебрями. Лабиринтом. Паззлом, который она должна собрать. И все же с ним она чувствовала себя в безопасности, безопаснее, чем дома, безопаснее, чем где-либо. Она должна узнать его, понять, узнать, почему он так обращается с ней - приказывает, ведет себя, будто владеет ею, но и будто она владеет им. Что все это значит? В День благодарения она узнает.

В понедельник утром они с Джордан пошли в школу вместе. К концу первого урока все в школе знали новости. Тренер Кокс уволился без объяснений и записки. Даже его сын, Макс, больше не учился в Святом Ксавьере.

Ученики предполагали, что его уволили по какой-то тайной причине. Или что Макс обрюхатил девушку, и тренер уволился, потому что хотел забрать Макса из школы. Теории заговора становились все безумнее и безумнее. К концу дня обсуждались любые возможные причины, не исключая, что тренер Кокс был геем и/или был похищен инопланетянами.

Имя Джордан ни разу не упоминалось.

Они ничего друг другу не сказали, когда встретились в коридоре. Элеонор видела, как Джордан пытается не улыбаться и не плакать одновременно.

– Сегодня пойдешь в церковь?
– спросила Джордан Элеонор.

– Черт возьми, да.

Джордан посмотрела вдаль и смахнула слезу.

И самым тихим голосом произнесла: - Передай ему мою благодарность.

Это все, что было сказано, и все, что нужно было сказать.

Элеонор едва не побежала в Пресвятое Сердце после школы. Она прибыла запыхавшейся и кашляющей и клялась, что больше никогда не будет бегать, если только ее не будут преследовать, хотя даже и в этом случае не станет.

Когда она вошла через главные двери, то обнаружила Сорена у алтаря перед Девой Марией, склонившим голову в молитве.

Она натянула рукава толстовки на руки, чтобы скрыть, как те тряслись, и встала рядом с ним.

– Джордан благодарит вас, - прошептала она Сорену. Он улыбнулся, но глаза оставались закрытыми.

– Передай Джордан, что ей не нужно меня благодарить, - прошептал он в ответ.

– Он уехал. Тренер Кокс просто уехал. Говорят, он никого не предупредил, не объяснил причину. Он и сына забрал из школы. Пуф. Исчез.