Джойленд
Шрифт:
Проходя под Кричащим Черепом, мне пришлось пригнуться, хотя его уже подняли и закрепили. Впереди лежала Темница, где самородки из бригады «Доберман» старались (и в основном это у них получалось) напугать детей всех возрастов до усрачки своими завываниями и стонами. Потолок в Темнице был высоким, поэтому я смог выпрямиться. Мои шаги отдавались эхом от деревянного, выкрашенного под камень, пола. Я слышал свое собственное дыхание, резкое и сухое.
Да, я боялся, знаете ли. Том сказал мне держаться подальше от этого места, но Том управлял моей жизнью не больше, чем Эдди Паркс. У меня были «Дорз» и «Пинк Флойд», но я желал
Линду Грей.
Между Темницей и Камерой пыток рельсы шли под уклон и дважды извивались в форме буквы «S». В этом месте вагончики набирали скорость и пассажиров нещадно трясло. «Дом страха» был темным аттракционом, но во время сезона только этот отрезок оставался совершенно темным. Наверное, именно здесь убийца девушки перерезал ей горло и сбросил тело. Как же быстро он должен был действовать, и как тщательно просчитать всё заранее! За последним поворотом, пассажиров ослеплял свет многоцветных стробов. Том в подробности не вдавался, но я был уверен: что бы он ни увидел, он увидел именно там.
Я медленно шел вдоль изгибов колеи, думая, что если Эдди услышит, как я тут хожу, с него станется шутки ради вырубить свет и заставить меня пробираться на ощупь через место убийства под завывание ветра и стук расхлябанной доски. И допустим… просто допустим… что из темноты появляется рука девушки и берет мою так же, как взяла тогда Эрин в наш последний вечер на пляже…
Но свет не погас. Никакой окровавленной рубашки и призрачно мерцающих перчаток рядом с рельсами я не увидел. А когда я подошел к правильному, по моему мнению, месту, прямо на въезде в Камеру пыток, меня не встретила девушка-призрак с протянутыми в мольбе руками.
И все же, что-то там было. Я знал это тогда, знаю и сегодня.
Воздух стал холоднее. Не настолько холодным, чтобы вызвать облачка пара изо рта, но холоднее. Руки, ноги и пах у меня покрылись гусиной кожей, а волосы на затылке встали дыбом.
— Ну же, покажись, — прошептал я, чувствуя себя испуганным дураком.
Я хотел, чтобы она показалась, но надеялся на обратное.
Послышался звук. Долгий, медленный вздох. Не человеческий, нет, а словно бы кто-то открыл невидимый паровой вентиль. Потом звук стих. И всё. Больше в тот день ничего не произошло.
— Что-то ты долго, — заметил Эдди, когда без четверти час я к нему вернулся. Он сидел на том же ящике из-под яблок, в одной руке — остатки сэндвича с беконом, помидорами и салатом, в другой — картонный стаканчик с кофе. Я был с ног до головы вымазан в грязи, Эдди же, в свою очередь, был чист и свеж, как маргаритка.
— Пришлось помыть тележки перед полировкой.
Эдди втянул носом воздух, наклонил голову и схаркнул.
— Если ты за медалью, то они кончились. Отыщи Харди. Он сказал, что пора дренировать систему орошения. Этого такому ленивому засранцу, как ты, хватит до конца рабочего дня. Если нет — возвращайся, я найду, чем тебя занять. У меня целый список, поверь.
— Хорошо.
Я уже пошел, обрадованный такой возможностью, как он меня остановил.
— Эй, пацан!
Я неохотно развернулся.
— Ты ее видел?
— Что?
Он неприятно ухмыльнулся.
— Не чокай. Я знаю, чем ты там занимался. Не ты первый, не ты последний. Так ты ее видел?
— А вы?
— Не-а.
Его хитрые глазки на узком, загорелом лице буравили меня. Сколько ему было
Эдди показал мне свои перчатки.
— Парень, убивший ее, был в таких же. Ты знал?
Я кивнул.
— И в двух рубашках.
— Точно, — его ухмылка расплылась еще шире. — Чтобы избавиться от следов крови. И ведь сработало, верно? А теперь дуй отсюда.
Когда я дошел до «Колеса», меня там встретила только тень Лэйна. Ее хозяин лез на свой аттракцион по опорам и добрался уже до половины его высоты. Он проверял на прочность каждую стальную балку, прежде чем наступить на нее. На бедре у него висел кожаный футляр с инструментами, и время от времени он лез в него за торцевым ключом. В Джойленде был всего один темный аттракцион, зато так называемых «высоток» — целая дюжина, включая «Колесо», «Застежку», «Шаровую молнию» и «Мозготряс». Бригада из трех человек проверяла их каждое утро перед Первой Калиткой во время сезона, и, конечно, были еще визиты (регулярные и внезапные) инспектора по паркам развлечений штата Северная Каролина. Но Лэйн говорил, что карусельщик, который не проверяет свой аттракцион сам, ленив и безответственен. Что заставило меня задуматься: когда, интересно, Эдди Паркс в последний раз катался на своих вагончиках и проверял поручни безопасности?
Лэйн посмотрел вниз, увидел меня и крикнул:
— Этот чертов сукин сын хоть отпустил тебя на обед?
— Я его пропустил, — прокричал я в ответ. — Заработался.
Но теперь я уже проголодался.
— У меня там в будке салат с тунцом и макаронами, если хочешь. Вчера наготовил слишком много.
Я зашел в крошечную будку с пультом управления, нашел здоровенную коробку и открыл крышку. К тому времени, как Лэйн спустился на землю, тунец с макаронами был у меня в желудке, и я догонялся печеньем «Фиг Ньютонс».
— Спасибо, Лэйн. Вкусно было.
— Да, повезет тому парню, который на мне женится. Дай-ка мне тоже «ньютончиков», пока ты все не слопал.
Я передал ему коробку.
— Как там колесо?
— Все отлично, крутится-вертится. Хочешь помочь мне с мотором, когда чуток еду переваришь?
— Само собой.
Он снял котелок и покрутил его на пальце. Волосы его были стянуты в тугой хвостик, и я заметил несколько белых нитей в их черной массе. В начале лета их не было — в этом я был уверен.
— Слушай, Джонси, Эдди Паркс — потомственный ярмарочник, но при этом он все равно злобный сукин сын. В его глазах у тебя два недостатка: ты молодой, и у тебя образование больше восьми классов. Когда надоест терпеть его закидоны, скажи мне, и я его приструню.
— Спасибо, пока терплю.
— Я знаю. Я видел, как ты себя ведешь, и мне это нравится. Но Эдди — это тебе не средний случай.
— Он любит наезжать на людей, — сказал я.
— Да, но вот что хорошо: поскреби любителя позадирать людей, и обнаружишь труса. Обычно даже не очень далеко от поверхности. Тут есть люди, которых он боится, и вышло так, что один из них — я. Я ему уже разбивал нос и, не задумываясь, разобью еще раз. Я только хочу сказать, что если настанет день, и тебе захочется вздохнуть свободно, я тебе в этом помогу.