Джойленд
Шрифт:
— Зачем ты позвонил, Майк?
Он оживился.
— Поговорить о Джойленде! Мы правда прокатимся на карусели и на чертовом колесе?
— Правда.
— И постреляем в тире?
— Может быть. Если мама разрешит. Всё будет обуславливаться одобрением твоей мамы. То есть…
— Я знаю, что это значит. — В голосе мелькнуло раздражение, но его тут же сменил детский восторг. — Это так круто!
— Никаких быстрых аттракционов, — сказал я. — Договорились? К тому же, они все равно уже закрыты на зиму. — «Каролинское колесо», вообще-то, тоже, но мы с Лэйном сможем привести его в рабочее
— Знаю. Надо беречь сердце. Мне хватит и чертова колеса. Когда мы по утрам выходим на край настила, нам его отлично видно. Наверное, на самой верхушке — это как смотреть на мир с моего змея.
Я улыбнулся.
— Типа того, да. Но помни, что все зависит от твоей мамы. Она у нас за главную.
— Наш поход — и для нее тоже. Она потом сама поймет. — От его уверенности мне стало жутковато. — И для тебя, Дев. Но в основном мы идем туда ради девушки. Она пробыла в парке слишком долго и хочет уйти.
У меня отвисла челюсть. Слюна, правда, не потекла: во рту у меня совершенно пересохло.
— Откуда ты… — дальше получился один лишь хрип. Я сглотнул. — Откуда ты о ней знаешь?
— Трудно сказать, но, думаю, сюда мы приехали из-за нее. И я тебе уже говорил, что они не белые?
— Говорил, но тогда ты не знал, что это значит. Теперь знаешь?
— Не-а. — Тут он закашлялся. Я переждал приступ, и Майк сказал:
— Мне пора. Мама просыпается. Теперь она полночи будет читать.
— Да?
— Да. Как же я надеюсь, что она даст мне прокатиться на чертовом колесе!
— Вообще-то оно «Каролинское», но работники парка просто называют его лифтушкой. — А некоторые — Эдди, к примеру — прозвали его хренолифтом, но этого я Майку решил не говорить.
— В Джойленде есть свой секретный язык, и это один из примеров.
— Лифтушка. Я запомню. Пока, Дев.
В трубке щелкнуло.
На этот раз с сердечным приступом свалился Фред Дин.
Он лежал на ведущем к «Каролинскому колесу» пандусе, а его лицо посинело и перекосилось. Встав на колени, я начал делать ему непрямой массаж сердца.
Массаж результата не принес, и тогда я наклонился, зажал ему ноздри и заткнул его рот своим. Тут что-то щекотнуло меня по зубам и языку. Отпрянув, я увидел, как у него изо рта изливается черная волна паучат.
Я проснулся, чуть ли не упав с кровати.
Выпроставшаяся из-под матраса простыня обмотала меня, словно саван. В груди гулко бухало сердце, а руками я залез себе в рот. Лишь несколько секунд спустя я понял, что там ничего нет. И всё же я встал с постели, прошел в ванную и выпил два стакана воды. Может, когда-то мне и снились кошмары пострашнее, но в три часа ночи того октябрьского вторника я их вспомнить не мог. Заправив кровать, я улегся в убеждении, что заснуть мне уже не удастся. И все же я почти задремал, как вдруг понял, что разыгранная нами в больнице сценка может так ни к чему и не привести.
Да, Джойленд предлагал особые программы для увечных, хромых и слепых (сегодня их называют «детьми с особыми потребностями»). Но то во время сезона, а ведь сезон-то уже закончился.
Джойленд тратил немалые деньги на страховку, но будет ли она действовать в октябре, если с Майком
Утро выдалось холодным: с моря дул сильный ветер, поэтому в Джойленд я приехал на машине и припарковал ее рядом с лэйновым пикапом. В такой ранний час на стоянке «А» (которая вмещала до пятисот автомобилей) других машин не было. По асфальту шуршали опавшие листья, и этот звук тут же мне напомнил о пауках из сна. Около шалмана мадам Фортуны (скоро его разберут на зиму) на раскладном стульчике сидел Лэйн и ел щедро намазанный сыром бублик.
Котелок все так же лихо сидел у него на голове, да и сигарета за ухом никуда не делась. Но сегодня он надел джинсовую куртку — еще один признак того, что лето закончилось.
— Джонси, Джонси, парень одинокий. Хочешь бублик? У меня еще есть.
— Ага, — ответил я. — А пока буду есть, можно мне кое о чем с вами поговорить?
— В грехах пришел покаяться, а? Присаживайся, сын мой.
Он указал на стенку шалмана, к которой прислонилось еще несколько сложенных стульев.
— Да нет, не в грехах, — сказал я, раскладывая стул. Присел и взял протянутый мне коричневый пакет. — Просто я дал обещание, а теперь вот не знаю, смогу ли его выполнить.
Я рассказал ему о Майке, и о том, как убедил его маму пустить его в наш парк, что было очень непросто, учитывая ее хрупкое душевное состояние. Закончил я рассказом о том, как проснулся посреди ночи в полной уверенности, что Фред Дин этого ни за что не разрешит. О сне, правда, я и словом не обмолвился.
— Так что, — спросил Лэйн, когда я закончил, — красотка она, эта твоя мамочка?
— Ну… в общем, да. Но дело не в этом…
Лэйн похлопал меня по плечу и одарил снисходительной улыбкой, без которой я вполне мог обойтись.
— Всё понятно, Джонси, всё понятно.
— Лэйн, она ж на десять лет меня старше!
— И что? Если бы мне давали по доллару за каждую деваху, которая была на десять лет меня младше, то я бы уже смог заказать себе бифштекс в самом козырном ресторане. Возраст — всего лишь число, сынок.
— Супер. Спасибо за урок арифметики. Лучше скажите, вляпался ли я по уши, пообещав мальчишке, что он сможет прокатиться на карусели и «Колесе».
— Вляпался, — ответил он, и сердце у меня упало. Тут он поднял палец. — Но.
— Но?..
— Насчет даты вы уже договорились?
— Нет еще. Вообще-то, я рассчитывал на четверг. — Иначе говоря, до приезда Эрин с Томом.
— Не, четверг — плохо. Пятница — тоже. Сможет ли мальчишка со своей красоткой-мамашей потерпеть до следующей недели?
— Наверное, но…
— Тогда планируйте на понедельник или вторник.
— А чего ждать?
— Газеты, — сказал Лэйн, посмотрев на меня, как на махрового идиота.
— Газеты?..
— Местного горчичника. Выходит по четвергам. Когда твой последний подвиг попадет на первую страницу, ты будешь ходить у Фреда Дина в любимчиках. — Отправив остатки бублика в ближайшую урну двухочковым броском, Лэйн поднял руки над головой и взял в воображаемую рамку будущий газетный заголовок: