Джульетта
Шрифт:
Даже не глядя, я знала, что Дженис выразительно вытаращила глаза, готовая махнуть рукой на этот бессмысленный разговор. Но в брате Лоренцо было что-то непривычно искреннее, и это вызвало в душе отклик, которого моя сестрица понять была не в состоянии.
– Знаю, - ответила я, глядя монаху в глаза.
– Но своим самым важным долгом я считаю снять проклятие. И не могу сделать это без вашей помощи.
Выслушав мой ответ в переводе Умберто, монах слегка нахмурился и, вытянув руку, коснулся моей шеи.
– Он спрашивает, где распятие, - сказал Умберто.
– Распятие защитит
– Я… я не знаю, где оно, - запинаясь, ответила я, вспоминая, как Алессандро снял с меня серебряный крест, больше чтобы подразнить, и положил на ночной столик рядом со своей пулей. Там оно и осталось.
Брат Лоренцо явно остался недоволен моим ответом. Его огорчило и то, что я не ношу печатку с орлом.
– Он говорит, тебе очень опасно подходить к могиле без защиты артефактов, - сказал Умберто, вытирая вспотевший лоб.
– Он просит тебя еще раз подумать.
Я несколько раз сглотнула слюну, пытаясь попутно успокоить колотящееся сердце, и ответила, не дав себе времени на колебания:
– Скажи ему, что я не передумаю. У меня нет выбора. Мы должны найти могилу сегодня.
– Я указала кивком на бандитов за нашими спинами.
– Вот настоящие демоны, от которых нас может защитить только Пресвятая Дева. И наказание их не минует.
Теперь, наконец, брат Лоренцо кивнул. Но вместо того чтобы заговорить человеческим языком, он закрыл глаза и начал тихо что-то напевать, качая головой, словно вспоминая слова песни. Дженис состроила выразительную гримасу Умберто, но едва сестрица открыла рот прокомментировать мои успехи - или их отсутствие, - монах перестал напевать, открыл глаза и прочел, как мне показалось, короткую стихотворную строфу.
– «Черная смерть - неумолимый страж дверей Марии-Девы», - перевел Умберто.
– Так сказано в книге.
– В какой книге?
– сразу спросила Дженис.
– «Взгляни теперь на этот сонм, - продолжал Умберто, не обращая на нее внимания.
– Безбожных женщин и мужчин, простертых ниц у врат ее, навеки замкнутых для них». Брат Лоренцо говорит, что эта пещера, судя по всему, преддверие древней крипты. Вопрос в том… - Умберто замолчал, когда монах вдруг направился к ближайшей стене, что-то бормоча себе под нос.
Не зная, что предпринять, мы двинулись за ним, а брат Лоренцо медленно обходил пещеру, проводя рукой по стене. Теперь, когда мы знали, по чему ходим, дрожь пробегала по спине при каждом шаге, и сигаретный дым казался почти приятным, потому что забивал другие запахи пещеры, и прежде всего - запах смерти.
Только описав полный круг и вернувшись к тому месту, откуда начали, стараясь игнорировать глумливые насмешки людей Кокко, наблюдавших за нами с презрительной иронией, брат Лоренцо, наконец, остановился и снова заговорил.
– Сиенский собор ориентирован с востока на запад, - переводил Умберто.
– Со входом в западной стене. Это обычно для церквей. Логично предположить, что и крипта построена так же, однако в книге сказано…
– В какой книге?
– снова вылезла Дженис.
– Да что у тебя, в попе не держится?
– оборвала я сестру.
– В какой-то книге, которую монахи читают в Витербо, ясно?
–
Мы с Дженис переглянулись. Сестрица стояла как мешком огретая - в точности как я себя чувствовала.
– Мы понятия не имеем, как он до этого додумался, - ответила я Умберто, - но сейчас поверим во что угодно.
Услышав новость, Кокко отбросил окурок, красным огоньком мелькнувший в темноте, и подтянул рукав, чтобы видеть компас у себя на запястье. Как только бандит разобрался со сторонами света, сразу же начал очень громко раздавать инструкции.
Через минуту они уже разбирали пол в западной части пещеры, голыми руками вытаскивая из слежавшейся массы скелеты, у которых тут же обламывались конечности, и отбрасывали прочь, словно сухое дерево. Это было странное зрелище: мужчины в смокингах и лаковых туфлях ползали на четвереньках с фонариками на головах, нимало не боясь подхватить чуму от пыли и мельчайшего праха, поднявшегося в воздух от выдранных из высохших суставов костей.
Борясь с тошнотой, я отвернулась к Дженис, которую, казалось, совершенно заворожили эти раскопки. Поймав мой взгляд, она зябко передернула плечами и сказала:
– «Уйдем же из гнезда заразы, смерти, тягостного сна. Противиться нельзя нам высшей воле: надежды все разрушены».
Я обняла ее.
– Мне казалось, тебе нипочем не одолеть эти строки.
– Дело не в стихах, - сказала она.
– Просто роль не для меня. Я никогда не была Джульеттой.
– Она плотнее прижала к себе мою руку.
– Я не способна умереть за любовь.
Я пыталась что-нибудь прочесть по ее лицу в неверном свете.
– Как ты можешь знать?
Она не ответила, но это не имело значения, потому что один из бандитов завопил из дыры, которую они рыли, и все подошли посмотреть, что случилось.
– Они нашли какую-то крышку, - указал Умберто.
– Похоже, брат Лоренцо был прав.
В спорадически метавшихся лучах белого света было почти невозможно что-либо разглядеть, кроме самих бандитов, суетившихся в дыре как обезумевшие жуки.
Только когда они все вылезли, чтобы взять инструменты, я осмелилась направить мой фонарик в образовавшийся кратер, чтобы посмотреть, что они нашли.
– Смотри!
– схватила я Дженис за рукав.
– Там замурованная дверь!
На самом деле в стене пещеры виднелась заостренная кверху белая арка фута три высотой, но сразу становилось понятно, что когда-то это была дверная рама или, по меньшей мере, ее верхняя часть и что на самом верху вырезана мистическая роза с пятью лепестками. Дверь, однако, была заложена бурым кирпичом и кусками мраморных украшений. Те, кто надзирал за работой, предположительно в ужасном 1348 году, слишком торопились, чтобы заботиться о строительных материалах или ровной кладке.