Джура(ил. И.Незнайкина)
Шрифт:
Все слушали затаив дыхание. Аксакал говорил о летающем железном ковре.
– Это аэроплан, – пояснил Муса.
– Есть плавающая кибитка… – продолжал аксакал. – Пароход, – вмешался Муса.
– Только, – закончил аксакал, – это все далеко за горами, а глупые киргизы, которые прельстятся этими чудесами и бросят родной кишлак, пойдут туда, – поплатятся головой. Даже гости наши подтвердили, что я все знаю. А я знаю ещё больше. – И он искоса посмотрел на Джуру.
– Отвечай, старик, – сказал Муса, – где ты видел все то, о чем рассказываешь? Почему ты убежал в эти безрадостные горы? Бай ты или мулла?
– Здесь я родился, здесь и умру. Ниоткуда я не бежал и никуда не убегу. А показали мне все это
– Много лет назад… – И, помолчав, старик добавил: – Был у нас Идыге. Батыр был. Такой батыр раз в сто, раз в триста лет родится. Однажды пошел на охоту. Очень далеко. В чужие горы забрел. Большой водопад увидел, пить захотел. Стал у водопада на колени, чтобы напиться, вдруг сверху вместе с водой упал зеленый плод. Полез Идыге наверх. Долго лез Идыге, чуть не пропал. Влез в гору и видит – глубоко внизу большой лес. Там людей с белым лицом встретил. Они его у себя оставляли, но не захотел Идыге. Домой пришел, сладких красно-зеленых плодов принес… Много рассказывал мне… – Эх, аксакал, ты рассказываешь так, как будто видел все это собственными глазами! – опять усомнился Муса.
– Пусть я буду проклят и не есть мне мучной лепешки! – прошамкал старик, ломая лепешку дрожащими костлявыми пальцами. – Всю жизнь прожил я в этих горах.
Искандер после небольшого молчания шепнул Джуре несколько слов. Джура швырнул шапку в сторону, крикнул что-то Бабу, и собака принесла ему шапку. Джура крикнул ей что-то еще, и Бабу умчалась. Вскоре она за халат втянула упирающуюся старуху. – Идыге нас научил, видите: что скажем – собаки всё делают, – важно сказал аксакал. – Он сам все умел. Беркуту крикнет – беркут лисицу ловит. Барс у него был. Барсу прикажет – барс для него кииков в горах добывает. Идыге у самого хозяина зверей любимцем был. Великий батыр был Идыге. Все знал и все видел. Старик кряхтел от волнения, смахивая слезы ногтем. Вдруг гости услышали тихое пение. Это пел Кучак. Внимание гостей и молчание аксакала ободрили певца: его робость исчезла, голос окреп. Муса с радостным удивлением слушал знакомые каждому киргизу стихи о Манасе [17] . Ивашко не мог уловить смысл песни, но мастерское исполнение увлекало помимо воли. Некрасивый, маленький Кучак преобразился, он даже стал как-то выше ростом. Кучак прекрасно владел голосом и умел мгновенно перевоплощаться. Он бил рукой наотмашь, как саблей, делал пальцами очки, вытирал слезы, вязал узлы, гнусавил, подражая говору богатого купца, воздевал руки к небу, хватался за сердце, махал руками, как бы взлетая, говорил в кулак, зажимал уши, гладил бороду и «играл» плечами, танцуя на месте. Он то тихо говорил, то заунывно пел. Он делал вид, что стреляет, отбивается, прикладывал ладонь, всматриваясь в даль. Это была песня-спектакль. Быструю скороговорку сменял торжественный речитатив. Зрители видели перед собой то мрачного злодея, то добродушного старца, то влюбленного юношу.
17
Манас – легендарный герой киргизского народа.
Очарованные слушатели следили за Кучаком затаив дыхание. Юрий понял, что перед ним настоящий артист.
III
Як, на котором сидел Тагай, услышав шум налетающего обвала, захрипел и в смертельном испуге метнулся назад. Прыжок был так неожидан и стремителен, что Тагай выронил из рук пса. Тагай мгновенно поднял над головой полы халата, пытаясь сдержать стремительный, натиск засыпающего его снега. Над ним образовался снежный потолок, в котором виднелась небольшая щель. Это спасло его от удушения. Як, зажатый снегом,
Тагай осторожно опустил руки и начал подминать под себя снег. Вначале Тагай увидел белую снежную пелену, потом своего пса, вылезшего из-под снега. Заметив двух незнакомых бойцов, Тагай притаился. В разреженном воздухе высокогорий он явственно слышал слова, сказанные юношами о его гибели, и, дождавшись, когда они ушли, вылез наверх. Потом осторожно освободил яка. Из всех басмачей живым остался только он один. Тагай все эти дни берег свои силы, и они ему теперь пригодились. Дрожа от холода, он с трудом привязал яка к камню и пошел по следам к кишлаку. Собаки встретили его ожесточенным лаем. К нему вышла Айше и, узнав, чего хочет Тагай, оставила его наверху ждать. Внизу Айше подозвала к себе аксакала и рассказала о приходе Тагая.
Аксакал увел Джуру в темный переход под снегом. – Я совсем старый и больной, а Тагай требует пристанища, – прошамкал старик. – Он убьет джигитов, а за кровь мы поплатимся своей кровью. Негоже мне, аксакалу, нарушать обычай приюта. Пойди ты, Джура. Ты молод и храбр. Поговори. Пусть уходит. Там Зейнеб сторожит, чтобы Тагая не порвали собаки. А я немощен. – И он стал громко кашлять.
Джура услышал голос Тагая:
– Очень хорошо, что я не заблудился и пришел в ваш кишлак. Я привез много шелков, чтобы одарить тебя, но они остались с караваном в одном переходе отсюда. О Зейнеб, моя звездочка, ты, чьи брови пьяны и чей глаз разбойничает, – даже я не имею цены в твоих глазах! Будь моей женой. Аксакал стар, Джура мальчишка… Кто у вас остановился на ночлег?
Тагай старался держаться с достоинством.
– У нас чужие люди, Тагай, они называют себя красными джигитами. Они говорили, что ты басмач и погиб под обвалом. – Видишь, они врут. А много их? – поспешно, с тревогой спросил Тагай и, услышав в ответ: «Двое», добавил: – А какие жемчужные ожерелья, какой пояс, украшенный серебром, я привез тебе, моя козочка! Проведи же меня, дорогая, погреться у костра. Джура хотел послушать, что ответит Зейнеб, которую он, Джура, хотел взять себе в жены, но звук поцелуя заставил его выбежать наверх.
– Ты! – крикнул Джура, не находя слов выразить свой гнев. Зейнеб юркнула в кибитку. Тагай повернулся к Джуре. – А-а-а! – с притворной радостью закричал он. – Это ты, дорогой? – Но, заметив злобное лицо Джуры, сердито сказал: – Почему не приветствуешь путника? Что ты, забыл обычай? – Уезжай! – сказал Джура. – Сегодня мы принять тебя не можем. – Мальчишка, щенок!… – презрительно ответил Тагай, решив, что этот ответ Джуре подсказала ревность. – Позови сюда аксакала, и он научит тебя обращению со старшими!
Джура окончательно рассердился и запальчиво крикнул: – Так сказал сам аксакал!
– Врешь! Врешь, как баба! Аксакал не может сказать такие слова мне, своему благодетелю. Или он отрекся от аллаха? Ага, – яростно хрипел Тагай, – я все знаю: старая лиса хитрит! Он приютил красных шайтанов. Он пожалеет… Ты, батыр Джура, забудь мои гневные слова: я испытывал тебя. Мы ночью зарежем пришельцев и возьмем себе их винтовки. А завтра я тебя возьму с собой в далекий край. Будешь помогать большому человеку воевать с красными чертями… Ну? Он дрожал мелкой дрожью, зубы его стучали.
Джура нахмурился:
– Уходи, Тагай. Я и сам могу их убить.
– Слушай! – продолжал Тагай. – Твоего отца отравил аксакал. Он боялся, что тот захватит его богатства. Давай вместе зарежем красных шайтанов, и тогда я убью аксакала. Кровь убийства не падет на тебя. Ты станешь аксакалом рода. Ну?…
Джура хорошо помнил загадочную гибель своего отца, всеми уважаемого и любимого в кишлаке. Так, так… Он запомнит это! – Уйди! – решительно сказал Джура и взялся за нож. Тагай вынул револьвер.