Джура(ил. И.Незнайкина)
Шрифт:
Джура растерялся и положил винтовки. Комсомольцы были спасены.
V
На рассвете аксакал разбудил гостей. Чай был уже готов. Юрию захотелось задержаться на день-два, но Муса решительно воспротивился этому и назвал множество причин: оказалось, что в поисках прошлогодней травы их яки ходили всю ночь, пытались разбить копытами нижнюю ледяную корку и не смогли. Голодные, они и сейчас бродят по склону в поисках корма. Если же якам придется поголодать день-два, они совсем ослабеют. Кроме того, снежные мосты на пути могут быть снесены обвалом или обрушиться, а самое главное – после ночного происшествия Муса совсем перестал доверять жителям кишлака и требовал самого срочного отъезда. Больше того: Муса обязательно
– Ты не знаешь, – сказал Муса, – а я знаю очень хорошо, на что способен горец-охотник, если ему очень понравилось оружие и он очень хочет его добыть. Если на обратном пути не ты и не я, а як получит пулю в бок, тогда и один из нас может не вернуться домой. Пока Кучак ходил за яками, Юрий Ивашко даже за чаем спешил побольше выведать у аксакала и Джуры о горах, древних рудниках, ископаемых, перевалах и прочем. Переводчику Мусе пришлось прикрикнуть на аксакала за нежелание отвечать. Зато Джура отвечал охотно. Он рассказывал об охотничьих угодьях, о повадках зверей. После чая Юрий осмотрел камни, из которых были сложены хижины, обнажения скал в щели возле кишлака, выходы горного сланца и даже заметил пар горячих источников в ущелье рядом, куда сейчас уже нельзя было спуститься по обледенелой тропинке. Джура повел Юрия и показал небольшую каменную печь для выплавки руды. Как рассказал Джура, печь наполовину заполнялась горючим сланцем, а сверху насыпался слой железной руды в две – две с половиной ладони шириной. Пять женщин посредством мехов из киичьих шкур нагнетали воздух через пять нижних отверстий в печи. За день железо расплавлялось и стекало на дно. Получалось около пяти чэрэк, то есть чуть больше тридцати килограммов. Джура повел Юрия и в крошечную кузницу и показал образец выплавленного железа. Оно было низкого качества, но все же мастерство жителей восхитило молодого геолога.
Джура опять попросил у Юрия винтовку. Тот объяснил, что оружие принадлежит не ему и он не вправе передавать, а тем более дарить его другому. Джура не захотел после этих слов ничего ни рассказывать, ни говорить.
Он замолчал и насупился.
Уезжая из кишлака, Муса все-таки забрал с собой карамультук Джуры. Айше и Искандер просили оставить оружие для охоты, но Муса сказал:
– Спасибо тебе, старик, ты дал нам кров и согрел нас, ради тебя мы помиловали Джуру. Но мы не хотим, чтобы пули Джуры догнали нас на обратном пути. Летом мы снова приедем сюда и привезем с собой не только карамультук. Мы привезем муку, сахар, чай, рис и ещё десять охотничьих ружей и боеприпасы к ним. На прощанье Ивашко сказал Джуре:
– Тебе учиться надо! Если ты сам не в состоянии найти дорогу через горы, иди по нашим следам или жди нас летом. Будешь нам помогать и с нами уедешь – человеком станешь.
Муса перевел слова Юрия. У аксакала от злости тряслась голова. Он сердито чмокал и шептал заклинания. Как только Юрий и Муса направили яков по старым следам и яки, видимо, поняли, что возвращаются домой, они радостно засопели, и в дальнейшем их уже не пришлось подхлестывать.
Все так же высились снежные громады.
Все так же сверкали и искрились снега.
Молодой геолог с ещё большей жадностью смотрел кругом, стараясь запечатлеть в своей памяти очертания ещё не описанных гор, направление ещё не известных ущелий и ледников. Он не мог себе простить сожженных дневников, отсутствие хотя бы клочка бумаги не давало ему покоя. Он даже пытался набросать схематическую карту местности чернильным карандашом на руке. В своем страстном, романтическом увлечении совершать открытия Ивашко был согласен на любые жертвы. Он готов был идти пешком по руслу реки, но ни за что не хотел облегчать курджум. Он вез с собой много ценных геологических образцов, но уже остерегался принимать на веру то, чему так хотелось верить. Чтобы определить богатства края, ему очень хотелось вернуться сюда летом и, конечно,
Было очень холодно. Юрий тер то нос, то щеки. Кожа стала сухая, жесткая, как пергамент, и приобрела бронзовую окраску. Изменилась не только внешность – Юрий удивлялся открывшимся в его характере новым качествам: необычайному терпению, осторожности и способности переносить лишения, но не хватало тренировки. «Воистину, – думал Юрий, – только сильные ощущения позволяют нам понять самих себя».
ПЛОХИ ДЕЛА НА БИЛЛЯНД-КИИКЕ
I
Беда никогда не приходит одна. После суровой зимы уже в начале марта подул теплый ветер и начал таять снег. Женщины и дети радовались, а Кучак пропел песню, посвященную ранней весне. Аксакал не разделял всеобщего восторга. Весна обычно начиналась в этих горах с мая, и раннее потепление не предвещало ничего хорошего. Аксакал, озабоченный и невеселый, каждый вечер поднимался, несмотря на ревматические боли, на южный склон ущелья – единственное место, где после зимнего джута ледяная корка стала хрупкой и крошилась под ударами копыт яков. Джура разгребал снег, и аксакал замечал, что с каждым теплым днем количество снега на склонах уменьшалось, а слой льда под снегом делался толще. Однажды поднялся сильный буран, и на следующий день кутасы уже не в силах были разбить своими копытами толстую ледяную корку. Аксакал творил заклинания, приносил жертвы духам, но земля по– прежнему была покрыта плотной коркой льда. Тогда он обратился к крайнему средству: вынул священную книгу «Юй-Ся-Цзи». Ее с таинственными телодвижениями вручил как-то Искандеру купец, приезжавший из Китая, в обмен на рубины. Зная страх старика перед всем необыкновенным, купец в витиеватых выражениях сообщил ему, что эта книга поможет ему в самые трудные минуты жизни. «Только, – предупредил его купец, – попусту нельзя к ней обращаться: она может навсегда утратить свои волшебные свойства». Аксакал уединился с книгой в свою кибитку. Он избегал Джуры, требовавшего по нескольку раз в день, чтобы аксакал использовал чудодейственную силу этой книги для возврата увезенного карамультука или для того, чтобы найти засыпанное обвалом оружие басмачей. Тогда бы Джура не побоялся обвалов и добыл кииков и архаров.
Джура несколько раз наведывался к месту обвала, надеясь достать из-под снега оружие басмачей. Но там образовалась такая большая гора снега, спрессованная в смерзшиеся ледяные кирпичи, что разрыть её было невозможно.
Шли дни, и корка льда не исчезала. Книга оказалась бессильной. Об этом громко сказал Джура.
Старик поморщился: последнее время Джура разрешал себе слишком много.
Когда стало очень холодно и отощавшие яки уже не могли подняться, аксакал приказал жителям снести к нему в кибитку всю сухую траву, чтобы кормить скот.
Сухой травы нашлось немного: она была подостлана под шкуры, на которых спали обитатели кишлака.
– Надо с осени сушить траву, и побольше: скот будет чем кормить, – сказал Джура и этим очень разозлил аксакала. – Где это видано, чтобы подростки учили аксакалов! – сердито закричал старик. – Никто в роду не занимался таким пустым делом! Животные сами должны добывать себе корм из-под снега. Так было заведено исстари, и не мальчишке менять обычаи предков. Между тем Искандер отдал всю собранную траву животным, которые принадлежали лично ему.
Старуха Айше объясняла все беды отказом Тагаю в гостеприимстве.
Аксакал, после того как духи добра, талисман и книга «Юй-Ся-Цзи» оказались бессильными, решил вызвать джиннов – духов зла, чтобы привлечь их на свою сторону. Он проделал все, что полагалось в таких случаях, и ждал чуда. Но чуда не было. Пришлось резать скот, и в кишлаке вкусно пахло мясным бульоном. Вареного мяса было вдоволь. Этому радовался один Кучак. Он жил текущим днем и не задумывался о будущем. Кучак искренне удивлялся Джуре, безразлично относившемуся к еде. – Ты макай мясо в соленую воду, вкуснее будет, – советовал Кучак, недоумевающий, почему Джура ест безо всякой охоты. Джура долго не отвечал, а потом сказал: