Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
Казалось, его проводник совершенно о нем забыл: он торопливо шагал своей дорогой, находясь во власти все более беспокоившей его мысли.
Наконец он остановился перед дверью с зарешеченным верхом.
Рядом с дверью висел шнурок. Старик дернул за него, дверь распахнулась.
Он обернулся и, увидев, что Жильбер замер в нерешительности, проговорил:
– Входите поскорее.
Дверь захлопнулась.
Пройдя несколько шагов во мраке, Жильбер споткнулся о нижнюю ступеньку крутой темной лестницы. Старик в знакомой
Жильбер нагнал его и пошел следом.
Они поднялись на площадку – здесь было две двери. На пороге одной из них лежала вытертая циновка.
Незнакомец подергал за привязанную к шнурку ручку, и в комнате раздался пронзительный звон. Стало слышно, как кто-то в стоптанных башмаках прошаркал к порогу, дверь распахнулась.
На пороге стояла женщина, ей было на вид немного за пятьдесят.
Незнакомец и женщина заговорили разом.
Старик робко спрашивал:
– Мы не очень поздно, дорогая Тереза? А женщина ворчала:
– Из-за вас приходится так поздно ужинать, Жак!
– Ничего, ничего, это поправимо, – ласково отвечал незнакомец, затворяя дверь и забирая у Жильбера жестяную коробку.
– Как! У вас теперь рассыльный? – вскричала старуха, – Этого только недоставало! Вы что, уже не способны сами носить свою дурацкую траву? Рассыльный у господина Жака! Вы только поглядите! Господин Жак – знатный сеньор!
– Ну, ну, успокойся, Тереза, – отвечал тот, к кому она так грубо обращалась и кого называла Жаком; он стал бережно раскладывать свои травы на камине.
– Заплатите ему поскорее и выставьте за дверь – нам ни к чему шпионы.
Жильбер смертельно побледнел и порывисто шагнул к двери. Жак его удержал.
– Этот господин не рассыльный, – довольно твердо проговорил он, – и уж тем более не шпион. Он мой гость. Старуха всплеснула руками.
– Гость? – вскрикнула она. – Этого нам только не хватало!
– Послушайте, Тереза, – продолжал незнакомец по-прежнему ласково, однако в его голосе уже зазвенели металлические нотки, – зажгите свечу. Я умаялся, и мы оба умираем от жажды.
Старуха громко вздохнула и затихла.
Она чиркнула огнивом, поднеся его к коробке с трутом; посыпались искры, и огонь занялся.
Пока длился весь этот разговор, сопровождаемый вздохами и наступившим затем молчанием., притихший Жильбер не шевелясь стоял у двери, словно пригвожденный, и уже искренне жалел о том, что переступил порог этого дома.
Жак обратил внимание на муки молодого человека.
– Входите, господин Жильбер, прошу вас! – проговорил он.
Желая повнимательнее разглядеть того, к кому ее муж столь вежливо обращался, старуха повернулась к Жильберу угрюмым пожелтевшим лицом. На ее лице играли отблески разгоравшейся свечи, вставленной в медный подсвечник.
У нее было морщинистое, в красных прожилках лицо, в некоторых местах на нем словно проступала
А старухе не по вкусу пришлось бледное утонченное лицо Жильбера, так же как его подозрительное, напряженное молчание.
– Еще бы не умаяться, еще бы не умереть от жажды, господа хорошие! – сказала она. – Ну как же! Провести целый день в лесной тени – ах, как это утомительно! Время от времени наклониться и сорвать цветок – ох, какая тяжелая работа! Этот господин, верно, тоже занимается сбором трав? Подходящее ремесло для тех, кто ничего не умеет делать!
– Этот господин, – отвечал Жак все более строгим тоном, – добрый и верный товарищ, оказавший мне честь тем, что сопровождал меня весь день. Я уверен, что дорогая Тереза отнесется к нему, как к другу.
– У нас еды только на двоих, – проворчала Тереза, – я на гостей не рассчитывала.
– Мне много не надо, ему – тоже, – отвечал Жак.
– Знаю я вашу скромность! Предупреждаю, что в доме мало хлеба для двух скромников, а я не собираюсь бежать за ним вниз. Кстати, булочная уже закрыта.
– Ну что же, в таком случае я сам схожу за хлебом, – насупившись, проговорил Жак. – Отопри мне дверь, Тереза.
– Но…
– Я приказываю!
– Ладно, ладно, – проворчала старуха, уступая категорическому тону Жака, причиной которого было ее упрямство – ведь я здесь для того, чтобы потакать любой вашей прихоти… Ладно уж, нам хватит и того, что есть. Давайте ужинать.
– Садитесь рядом со мной, – сказал Жак Жильберу, подводя его к небольшому столику, накрытому в соседней комнате. На столе рядом с двумя приборами лежали сложенные салфетки, перевязанные одна – красной, другая – белой ленточкой, указывавшие место каждого из хозяев квартиры.
Четырехугольная комнатка была тесновата, стены были оклеены бледно-голубыми обоями с белым рисунком. На стенах висели две огромные географические карты. Вся обстановка состояла из шести стульев вишневого дерева с плетеными сиденьями, упомянутого уже стола да комода со старыми чулками.
Жильбер сел. Старуха поставила перед ним тарелку и принесла истертый прибор, потом поставила перед ним начищенный до блеска оловянный кубок.
– Так вы не пойдете за хлебом? – обратился Жак к жене.
– Незачем, – проворчала она, всем своим видом показывая, что не простила Жаку одержанной им над ней победы, – я обнаружила в буфете еще полбулки. Всего у нас, стало быть, полтора фунта или около того – этого должно хватить.
И она подала суп.
Сначала старуха налила Жаку, потом Жильберу, остатки стала есть сама прямо из супницы.