Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2

Дюма-отец Александр

– Сударь! Вы знаете, что я умираю от тоски и одиночества, – молвила она.

Бальзамо в знак согласия опустил голову и вздохнул.

– Моя молодость пропадает понапрасну, – продолжала Лоренца, – мои дни проходят в слезах, мои ночи – это нескончаемый ужас. Я угасаю в тоске и одиночестве – Вы сами избрали себе такую жизнь, Лоренца, – отвечал Бальзамо, – и не моя вина, что образ жизни, который вас теперь приводит в уныние, вы сами предпочли тому, которому могла бы позавидовать королева.

– Пусть так. Но вы

видите, что я обращаюсь к вам.

– Благодарю вас, Лоренца.

– Не вы ли мне неоднократно говорили, что вы – христианин, хотя…

– Хотя вы полагаете, что я погубил свою душу, вы это хотите сказать? Я правильно закончил вашу мысль, Лоренца?

– Прошу вас выслушать то, что я скажу, и ничего за меня не додумывать.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Вместо того, чтобы вызывать во мне ненависть и доводить меня до отчаяния, окажите мне, раз уж я ни на что не гожусь…

Она замолчала и посмотрела на Бальзамо. Но он уже овладел собой и ответил ей холодным взглядом, нахмурив брови.

Она затрепетала под его почти угрожающим взглядом.

– Окажите мне милость, – продолжала она. – Я не прошу у вас свободы, нет, я знаю, что по Божьей, вернее, по вашей воле, – ведь вы мне кажетесь всемогущим, – я обречена на пожизненное заточение. Позвольте мне хоть изредка видеть человеческие лица, слышать не только ваш голос, позвольте мне выходить, двигаться, чувствовать, что я еще живу.

– Я предвидел это ваше желание, Лоренца, – проговорил Бальзамо, беря ее за руку, – и вы знаете, что уже давно я тоже этого хочу.

– Правда?! – вскричала Лоренца.

– Но вы же пригрозили, что предадите меня, когда я потерял голову от любви… Я позволил вам проникнуть в некоторые свои научные и политические тайны. Вы знаете, что Альтотас нашел философский камень и ищет секрет вечной молодости, – это из области науки. Вы знаете, что я и мои друзья замышляем свержение монархии, – это из области политики. За одну из этих тайн меня могут приговорить к сожжению на костре, как колдуна; за другую меня колесуют как за государственную измену. А вы мне угрожали, Лоренца; вы мне сказали, что любой ценой хотели бы вновь обрести свободу ради того, чтобы прежде всего донести на меня де Сартину. Ведь это же ваши слова?

– Что вы от меня хотите!.. Я порой прихожу в отчаяние и тогда.., тогда я теряю разум.

– А сейчас вы спокойны? Достаточно ли вы благоразумны в эту минуту, чтобы мы могли поговорить?

– Надеюсь, что да.

– Если я возвращу вам свободу, о которой вы меня просите, могу ли я надеяться, что вы будете мне преданной и покорной женой, что я найду в вас верную и нежную душу? Вы знаете, что это мое заветное желание, Лоренца.

Молодая женщина молчала.

– Сможете ли вы меня полюбить? – со вздохом закончил Бальзамо.

– Я не хочу обещать вам то, что не могла бы исполнить, – молвила Лоренца. –

Ни любовь, ни ненависть от нас не зависят. Я надеюсь, что Господь в награду за ваши добрые дела поможет мне избавиться от ненависти и полюбить вас.

– К сожалению, такого обещания недостаточно, Лоренца, чтобы я мог вам довериться. Я хочу от вас услышать клятву верности, священную клятву, нарушение которой было бы святотатством. Это должна быть такая клятва, которая связала бы вас и в этой, и в той жизни, а в случае вашего предательства она должна привести вас к смерти в этом мире и к вечному проклятию – в том.

Лоренца не проронила ни звука.

– Готовы ли вы принести такую клятву? Лоренца уронила голову и спрятала лицо в ладонях, ее грудь бурно вздымалась от охвативших ее противоречивых чувств.

– Поклянитесь мне, Лоренца, так, как я этого от вас прошу, со всей торжественностью, коей будет сопровождаться ваша клятва, и вы свободны.

– Чем я должна поклясться?

– Поклянитесь, что никогда, ни под каким предлогом, ничто из того, что вы узнали о занятиях Альтотаса, вы никому не откроете.

– Клянусь!

– Поклянитесь, что вы никогда не разгласите того, что знаете о наших собраниях.

– Ив этом клянусь!

– И вы готовы принести такую клятву, какую я вам предложу?

– Да. И это все?

– Нет. Поклянитесь, – и это самое главное, Лоренца, потому что другие клятвы затрагивают меня косвенно, а в этой клятве заключено все мое счастье, – поклянитесь, что никогда не покинете меня. Поклянитесь, и вы свободны.

Молодая женщина вздрогнула, почувствовав, как ее«сердце словно пронзил стальной клинок.

– Как я должна произнести эту клятву?

– Мы вместе отправимся в церковь, Лоренца. Мы вместе причастимся одной просфорой. На этой просфоре вы и поклянетесь никогда не рассказывать ни об Альтотасе, ни о моих товарищах. Вы поклянетесь никогда не разлучаться со мной. Мы разделим просфору пополам и следим ее, поклявшись перед всемогущим Богом: вы – в том, что никогда меня не предадите, я – в том, что составлю ваше счастье.

– Нет, – возразила Лоренца, – подобная клятва – кощунство.

– Клятва может быть кощунством только тогда, Лоренца, – с грустью заметил Бальзамо, – когда она произносится с намерением нарушить ее.

– Я не стану приносить эту клятву, – продолжала упорствовать Лоренца. – Я боюсь погубить свою душу.

– Повторяю вам, что вы сгубили бы душу не тогда, когда произносили бы эту клятву, а в том случае, если бы нарушили ее.

– Я не буду клясться.

– В таком случае наберитесь терпения, Лоренца, – проговорил Бальзамо не со злобой, а с глубоким сожалением.

Лоренца помрачнела, словно туча набежала внезапно и нависла над цветущей лужайкой.

– Значит, вы мне отказываете? – спросила она.