Дзига Вертов в воспоминаниях современников
Шрифт:
– Если что, скажем, что ты меня ждала, хорошо? – бросила я и, удостоверившись, что Ника кивнула и стоит на месте, отвернулась. Схватила телефон и, не глядя на экран, ответила на вызов парня, кинув в трубку:
– Бад?
– Фиса, привет. Я получил твое…
– Бад, я тебе потом перезвоню, – начала торопливо, ощупывая глазами номер, в поисках ключ-карты. – А то у меня тут небольшое ЧП, и мне нужно…
Что “мне нужно” я не договорила. Меня перебил оглушительный звон бьющегося стекла. В первое мгновение я даже растерялась, замерев посреди ванной комнаты, а когда
– Ника! – крикнула испуганно, бросаясь обратно к дверям. Вылетела в коридор, а там дочурка Нагорного большими испуганными глазами смотрит на разбившуюся декоративную вазу, осколками валяющуюся у ее ног, и шепчет:
– Я чесно-чесно слусяйно! – голосок тоненький дрожит, а щечки раскраснелись. Ручки трясутся, и малышка к стенке жмется. Смотрит на стекло, валяющееся на полу и кажется, вот-вот разревётся.
Момент паники, когда по спине пробегает холодок, и я тут же бросаюсь к мелочи, напрочь забыв про телефон и висящего на проводе Бада.
– Ты в порядке? Не порезалась? Не поранилась? – увожу дочурку Демьяна от осколков и, присев на корточки, ощупываю и осматриваю на предмет “боевых ранений”.
– Ты цела, Ника? Солнышка? – тормошу ребенка, потому что она все еще большими голубыми глазами смотрит на злосчастную вазу.
– Я не котела, чесно, – шепчет, переводя растерянный взгляд на меня. – Я запнулась и слусяйно смахнула ее лукой… – прошептала Ника. Губки ребенка мелко задрожали, и по щеке покатились слезинка. Взгляд на меня такой, что словами не передать. Как будто она тут не дурацкую стекляшку разбила, а убила кого-нибудь, честное слово!
– Ну-ну, – шепчу, стирая пальцами мокрые дорожки от слез, – чего ты плачешь, перестань! Ничего страшно, слышишь? Ну, подумаешь, ну, ваза, ну, разбилась… пустяки какие! Тут таких ваз в каждом номере и не по одной!
Ника хлюпнула носом и обняла меня, пряча зареванную мордашку у меня на плече.
– Тебя налугают? – спросила, пробубнив мне в шею. – Я папе сказу, и тебя не налугают! – тут же добавила воинственно. – Он сам всех налугает! Тосно-тосно!
– Не знаю, наругают или нет, – вздохнула я, – но папе твоему мы говорить не будем, идет? – отстранилась я от ребенка, заглядывая ей в глаза, чтобы удостовериться, что она меня услышала, поняла и к сведению приняла мои слова.
– Посему не будем?
– Потому что взрослые девочки папе не жалуются, а я взрослая девочка.
– Но это зе я лазбила! – надулись красные щечки.
Блин, и ведь не поспоришь! Какая она, однако, умная у Нагорного.
Ника собиралась сказать что-то еще, но тут, как по нотам, минута в минуту, в коридоре послышался стук женских каблуков. Я глянула на время, точно, отведенный мне на этот номер час закончился. Проверка. Ёшкин кот!
– Это кто? – спросила шепотом Доминика. Я приложила пальчик к своим губам, показывая ребенку, что нужно молчать. А эти самые “каблуки” явно приближались.
Черт!
Я и забыть успела про такое досадное недоразумение, как Наталья Леонидовна. И сейчас это “недоразумение” устроит мне тут хорошую выволочку.
Еще не хватало только, чтобы ребенок это слышал! Нике
А цокот каблуков все ближе.
– Так, Ник, будем играть в прятки, – прошептала я, – ты сейчас бежишь и прячешься за дверью. А как только в номер зайдет тетя, мышкой выскальзываешь и в свой номер. Хорошо? Как добраться до вашего с папулей, знаешь?
Ника послушно кивает.
– Знаю, только не достаю до кнопоськи в лифте. Но я кого-нибудь поплошу помочь, – нахмурила бровки девчонка.
– Отлично. А я, как только начальница уйдет, найду тебя. Ладно?
– Лано.
– Все, тогда бегом! – подтолкнула я ребенка в сторону открытой двери, но Ника замешкалась, спросив:
– А тебя не уволят, Фис?
– Не знаю, Ника… не знаю.
Не говорить же ей, что у меня уже было “последнее предупреждение”, а с сегодняшним настроением супервайзера, ей дай только повод.
Ладно, разберемся.
– Беги!
Ника послушно юркнула за входную дверь и притихла. Да вовремя. В тот самый момент, как на пороге нарисовалась Наталья Леонидовна. Руки уперты в бока, взгляд тут же утыкается в осколки разбившейся вазы, и глаза загораются неподдельным торжеством.
– Ветрова, я тебя предупреждала! Еще один прокол, и вылетишь.
Помню-помню. Но мысли сейчас не о том, что я стремительно работу теряю, а о том, что Ника все слышит и слушает.
– Я не специально. Что поделать, – беззаботно пожала я плечами, – неловкость –мой конек, – вытирая взмокшие ладони о фартук.
– А еще отсутствие чувства такта, – фыркнула начальница, наконец-то переступая порог и замирая напротив меня. Уставилась на вазу, как на слитки из золота. Насколько же сильна ее ненависть по отношению ко мне? Даже представить страшно!
– Я сейчас все уберу, – сказала я и посмотрела на Нику, старательно намекая ей на то, что самое время дать деру. Но мелочь не торопилась. И только когда Наталья Леонидовна прошлась в глубь номера и выдала:
– Пошли к директору, Ветрова. Можешь попрощаться с работой горничной. И вообще попрощаться с этим отелем! – дочурка Демьяна сорвалась с места и ветерком вылетела из номера.
Я выдохнула. И смиренно кивнула. Что ж, похоже, отработала я тут свое…
Демьян
Совещание затягивалось, кофе остывал.
Кэм уже все извертелась, сидя по левую руку от меня, то и дело поглядывая на время. Да я сам почему-то все чаще бросал взгляд на телефон, слушая презентацию своего зама в пол-уха. Вот только я не смотрел на часы, а ждал. Глупо, но ждал сообщения от Анфисы. Гадал, дошли ли до нее цветы? Раздражался от до сих пор висящей в душе неуверенности в правильности выбора ромашек. И бесился, что жду от девчонки реакции и при этом ничего не могу с собой поделать.