Дзига Вертов в воспоминаниях современников
Шрифт:
– Таким образом, Демьян Романович, – подводя итог, поднялся из-за стола финансовый директор Нью-Йоркского филиала, – по нашим расчетам, новый отель выйдет на самоокупаемость уже через полгода. Конечно, при благоприятной для туризма обстановке.
– Неплохо, господа, – сказал я, откладывая ручку. – Что по поводу открытия?
Неужели забрезжил свет в конце тоннеля?
– Неделя. Максимум. Уже готова рекламная компания и банкет. Разослали приглашения и наводим последние штрихи. Еще было бы неплохо обсудить… – начал мой коллега, да вот только
– Папочка!
Что за…?
Я тут же повернулся на родной голосок. В конференц-зал с ошалевшим взглядом влетела растрепанная, раскрасневшаяся Ника, тут же бросившись ко мне. Без предупреждения, без хотя бы вежливого “извините” или “можно зайти, пожалуйста”, что для моей, хоть и бандитки, но было несвойственно.
– Ника? – поднялся я из-за стола, тут же направляясь в сторону своего голубоглазого чуда. – Ты почему здесь? Ты как меня нашла?
– Подем! – пропустила мимо ушей мои вопросы мелочь, вцепившись в штанину моих брюк.
– Куда? Ника, что происходит?
– Подем, я тебе потом все ласссказу, м, – потянула меня за руку дочь.
– Ника, я работаю и сейчас занят, – притормозил я порыв своего чада, присаживаясь на корточки. – Выйди, пожалуйста, и подожди меня у двери. А лучше скажи, где бабушка и почему вы не в номере? – мне бы стоило разозлиться, вот только, видать, весь лимит злости уже был исчерпан. Ну, или вид у ребенка был такой взъерошенный, что отчитывать ее язык не поворачивался.
– Да, папочка! – топнула ножкой малышка. – Усла бабуля, а ты долзен нам помочь!
– Кому нам, Доминика? Что случилось?
– Папочка, подем, – снова настойчиво потянула за руку дочь, начиная канючить, напрочь отказываясь что-либо объяснять. – Надо быстлее идти, ну зе…
– Доминика.
– Позалуйста! – насупилась малышка, вцепившись в мою руку мертвой хваткой. Взгляд из-под густых ресниц, щеки надуты, губы сжаты. Чувствую, сейчас случится истерика.
– Ника, я не могу сейчас уйти.
– Я лазбила! – крикнула дочурка, а глаза тут же влагой наполнились. – Это я лазбила вазу! Лугать будут Фису… а я слусяйно… запнулась, и бах! И Фиса… из-за меня… и тетенька там злая… и к насяльнику подут, папочка!
Что? Какая ваза? Какая тетенька и начальник? Что происходит вообще?
– Так, стоп, – перебил я бессвязный поток слов, вытер подушечками больших пальцев слезы со щек дочурки, заглядывая в красные глаза. В них столько испуга и такая паника, что у самого сердце сжалось до размера чертовой горошины. Аж поплохело.
– Давай так, не плачь, спокойно скажи мне, что случилось? – спрашиваю тихо, обхватывая ладонями худенькие плечики ребенка. Она смотрит на меня доверчиво-умоляюще и носом шмыгает. А в кабинете тишина полнейшая стоит. Даже поначалу было охнувшая Кэм, и та притихла.
– Что случилось, еще раз без истерики и слез, рассказывай.
– Анфису... из-за меня... уволят, – прошептала Ника, пряча глазки под густыми ресницами. – Я была с ней в
– Я верю, что ты не хотела. Успокойся, малышка, – пригладил я взъерошенную светлую макушку. Каким образом она оказалась снова с Анфисой, даже спрашивать, похоже, не надо. Мать. Твою… Флоренция. Что за безответственность!
– Папочка, Фису надо спасать, – прошептала Ника.
– Так, ладно, – поднялся я на ноги, подхватывая на руки дочурку. – Совещание окончено, оставшиеся вопросы обсудим завтра. Все молодцы. Все на сегодня свободны, – бросил в сторону замерших коллег, хватая со стола мобильник и шагая на выход.
– Но Демьян… – прилетело мне вслед возмущенное от Камиллы, но я уже не слушал. Вышел из кабинета с мартышкой на руках, направляясь в сторону кабинета управляющего. Достал мобильник, тут же набирая Смита, но у того, как назло, было недоступно.
– К начальнику, говоришь, они пошли?
– Угу, – буркнула Ника, вцепившись ладошками в воротник моего пиджака. – Папочка, Фису зе не уволят, да? Ты зе не дашь ее уволить? Это я виновата, плавда, мозно меня уволить? – спросила дочурка с такой детской чистой наивностью, что улыбка сама на лице промелькнула.
Чтобы Ника, да так о ком-то заботилась и переживала? Сильно же ее Ветрова зацепила. Да и, похоже, не только ее. Пора это признать.
– Не уволят, – заверил я дочь. – Не дам, – сказал, заслужив от ребенка смачный чмок в щеку.
– Ой, колючий! – хихикнула мартышка.
Анфису-то в обиду не дам, но вот “словесных тумаков” кое-кому “выпишу”. С каких пор у нас за разбитую вазу сразу увольняют? И что это у нас там за шустрая “злая тетенька”? Не та ли это Наталья Леонидовна, которая любит свой нос совать в чужие дела?
Глава 11
Анфиса
– Анфиса Олеговна, – вздохнул мистер Смит, – я регулярно слышу от Натальи Леонидовны жалобы на ваши опоздания на планерку.
Я потупила взгляд. Стукачка!
– Именно, – поддакнула супервайзер у меня за спиной. – Никакого уважения ко мне, как к начальнице!
– Наталья Леонидовна, – осадил бойкую дамочку Смит, – это ужасное нарушение рабочей дисциплины, Анфиса, – лениво растягивая слова, на выдохе, говорит снова мне управляющий отеля. Да с таким откровенно скучающим видом, будто эта ситуация ему совершенно неинтересна, а мы с Наташкой только зря его время отнимаем.
Честно говоря, я тоже так считаю. Ну, глупо будет лишиться работы из-за вазы! Дурацкой, дешевой вазы! Но мое слово тут точно было не в приоритете, и мое мнение едва ли стали бы слушать. А побежать и пожаловаться Нагорному? Ну, я девочка, наверное, глупая, но до чертиков гордая. Поэтому вот, стою перед массивным столом мистера Смита, гипнотизирую взглядом оконную раму за его спиной и губы кусаю, гадая, добралась ли моя бедовая мелочь до их с отцом номера или еще где на свою попку проблем нашла?