Дзига Вертов в воспоминаниях современников
Шрифт:
С волос водопадом течет вода, вещи все мокрые насквозь, солнышко спряталось за шальное облако, а я неожиданно понимаю, что мне не холодно. А очень даже наоборот. Внутри все горит. Прикосновение мокрой одежды к коже колет, как иголками.
Я обвиваю руками мужчину за шею, и меня бросает в жар. Слишком остро, слишком близко, слишком… волнительно. Впиваюсь пальчиками в мокрую шевелюру Демьяна, и смех слетает сам собой. Подаюсь еще чуть ближе, сцепляя ноги у мужчины за спиной, и упираюсь лбом в его лоб.
– Это все был твой хитроумный план по соблазнению, – шепчу тихонько, чувствуя, как изнутри
– Значит, мой план удался, – прошептал Демьян и, обхватив ладонью мой затылок, впился в мои губы тем самым – мурашки разгоняющим – поцелуем. Требовательным и полным обоюдного, неистового желания. Уничтожая воздух в легких и силу воли, на которой до этого дня мы оба упорно держались.
Наш завтрак снова откладывался…
Демьян
Сознание натурально поплыло. Канаты терпения рвались с глухим треском и жадными стонами.
Я не понимаю и не замечаю, как быстро мы добираемся до домика. Забыв напрочь и про лодку, и про дурацкий завтрак. Как вваливаемся, переступая порог, и, мокрые с ног до головы, не разрывая поцелуя, сшибая к чертям все, что попадается под руку, падаем на диван в гостиной. Благо, он огромен, и нам не нужно тратить время на поиски спальни.
Трясет.
От желания по-настоящему трясет и лихорадит. Это точно не от холода и мокрых тряпок, от которых мы синхронно и суетливо избавляемся. Не без казусов и проволочек.
– Я… – хохочет Фиса, еще больше будоража, – кажется, запуталась, – тянет края мокрой футболки, пытаясь облепившую, как вторая кожа, ткань стянуть с себя. Ерзает подо мной, разгоняя этим провокационным трением гигантских, нет, не мурашек – слонов! Которые затоптали на хрен все остатки терпения. Гордо промаршировав по рукам, по позвоночнику, с гулким “бум” взорвались в мозгу оглушительным фейерверком.
Я тяну ее мокрую футболку вверх, стаскивая с нее и вышвыривая. Та с унылым “шмяк” приземляется в прочую гору мокрой одежды, а я снова жадно ловлю любимые губы. Глубоко, нежно, ненасытно. Вспоминая, каково это, когда башню рвет от прикосновений. Когда все в теле гудит от женских рук на твоей спине и в твоих волосах. Пальчики ее впиваются, царапают, Ветрова выгибается мне навстречу, идеально подстраиваясь со мной под один ритм. Ее пятки упираются мне в поясницу, и девчонка дрожит.
– Замерзла? – шепчу, а губы мои спускаются ниже. Ощупывают, пробуют на вкус ее кожу. Мягкую, как шелк, и нежную. Закипаю. Я хочу ее съесть! Такую идеальную. Изучить каждый миллиметр ее потрясающего тела. Зацеловать каждую родинку. Крыша едет окончательно!
– Н...нет, – тихий сбитый шепот, – м-м-м, скорее, сгораю…
Я целую ее в шею, чувствую, как нервно бьется венка, как зачастил ее пульс и гулко колотится сердце под моей ладонью, которая сжимает ее грудь. Прокладываю дорожку из поцелуев к уху. Глажу костяшками пальцев плоский животик. Осторожно прикусываю зубами за мочку уха и слышу сладкий протяжный всхлип:
– Демьян…
Мое имя, сорвавшееся с ее уст возбужденным шепотом, волоски поднимает дыбом. Ноготки девчонки врезаются до боли в мою спину, оцарапывая, пробегают вдоль позвоночника, и я готов дойти
Моя.
Только моя!
Как я вообще жил без этого? Без нее? Без того кайфа, что, смешавшись с кровью, гуляет по венам от соприкосновений моего тела с ее, хрупким, гибким, охрененно податливым.
Я дурею.
Я одурманен напрочь! Ее вкусом, ее запахом, ее стонами и дыханием, что теряется у меня в волосах, когда я добираюсь губами до груди Анфисы. Стягиваю бюстгальтер. Отшвыриваю его на фиг и целую. Невероятная! Идеально умещается в ладони.
Анфиса льнет ко мне. Выгибается. Ластится кошкой и что-то тихонько шепчет, но в ушах вата. Я ничего не слышу. Девчонка сладко стонет, распаляя огонь внутри еще сильнее. В груди уже не просто пожар – огненная буря.
Я уже забыл, каково это – заниматься не механическим сексом, а любовью. Да и занимался ли когда-нибудь? Каково это, когда физиология отходит на задний план, и каждое движение, каждое прикосновения – это чистые чувства. Чистые эмоции, и чистый мед! Сладкий, тягучий...
Мне мало!
И не только мне.
Ветрова сама, первая тянется к ширинке на моих джинсах, пытаясь совладать дрожащими пальцами с пуговицей. Приходится помочь. Стянуть с себя мокрую джинсу – то еще испытание. Но мы справляемся. Так же быстро и нетерпеливо. Я стягиваю штаны с себя, а потом с девчонки, и возвращаюсь обратно. Придавливаю ее собой к дивану и продолжаю исследовать ее тело губами. Подцепляю пальцем трусики и убираю последние преграды между нами.
Не в силах больше терпеть напор желания, который вышибает напрочь все другие мысли, снова нахожу губы перевернувшей мой мир с ног на голову Ветровой. Ловлю ее затуманенный взгляд и целую. Шепчу:
– Я люблю тебя, Фис…
– Даже такую катастрофу? – тихонько смеется она, обхватывая ладонями мои щеки, тянет к себе, губы свои, припухшие от поцелуев, кусая. Замирает подо мной, такая настоящая и такая милая в ожидании ответа.
– Такую. И не вздумай меняться...
– Я тоже тебя люблю, Демьян, – шепчет, немного подумав, Ветрова, соблазнительно, на выдохе сверкая своими глазами.
А мне больше ничего, кажется, в этой жизни и не надо.
Она, я, движения в унисон и жизнь – одна на двоих.
Анфиса
– Можно скромный вопрос? – говорю я, не открывая глаз, нежась в объятиях любимого мужчины. Лениво выводя пальчиком на его плече незамысловатые узоры. Тело легкое, словно пушинка, а в мышцах приятная усталость. Не хочется не то что вставать, даже дышать удается с трудом.
– Ну, только если скромный, – смеется Демьян, а его тихий рокочущий смех приятными вибрациями отдается во мне от макушки до пят.
Я отрываю ухо от его сердца, ровное биение которого с упоением слушала последние пару сладких минут и, сложив ладошки на груди Нагорного, укладываю на них подбородок. Смотрю на разомлевшего и довольного мужчину. Он хитро щурится, неторопливо водя ладонями по моей спине. Щекотно. И возбуждающе. Как будто не было последнего часа, когда тела от близости сходили с ума.