Э клана Мишельер
Шрифт:
— Знают, но не отдают себе отчета в последствиях.
— И каковы, по вашему мнению, эти последствия?
— Она не сможет выйти замуж за кого-нибудь, кто не сможет или не согласится войти в наш клан. При этом «войти» означает, среди прочего, принять ее родовое имя и ее главенство везде, кроме спальни, где муж и жена сами решают, кто из них «поведет».
«Вот оно что! — понимание оказалось болезненным, хотя Зандер, вроде бы, даже не думал о том, чтобы жениться на Габриэлле. — Вот, что значит, пренебрегать светской жизнью! Однажды ты просыпаешься и узнаешь, что мир совсем не таков, как ты думал».
— Почему? — спросил он, хотя и понимал, что вопрос неуместный.
— Потому что клан не может себе позволить отпустить в другую семью настолько сильную магессу, — не удивившись вопросу, во всяком случае,
— Понимаю, — вынужден был Зандер высказать вслух то, что сначала действительно понял, но только сейчас осознал.
— Тогда мне хотелось бы окончательно расставить все точки над «i», — все тем же ровным голосом продолжил Трис. — Я ни разу не деспот, и предоставил своей сестре полную свободу действий, и реши она стать вашей любовницей, не стал бы вмешиваться. Но в этом случае я должен спросить вас прямо: соответствуют ли действительности циркулирующие в обществе слухи о ваших отношениях с баронессой д’Антиньи? Можете не отвечать, просто примите к сведению, что наследница брабантской короны не та женщина, с которой стоит ссорится. И это именно тот случай, когда я буду настаивать на том, чтобы не впутывать Габриэллу в неприятности. А они более чем вероятны, если две такие женщины начнут делить любовника, тем более, если одна из них видит в нем кандидата в мужья.
«Что ж, — согласился Зандер с выкладками Триса. — Все так и есть, и он в своем праве, а я чуть не навлек на себя презрение обоих: и тана, и его сестры. А все, потому что не осмелился посмотреть правде в глаза и вовремя разобраться в своих чувствах!»
— Вам не о чем беспокоиться, Тристан, — сказал он вслух. — Я никогда бы не причинил Габриэлле ни малейшего вреда, но, согласен, мог допустить ошибку по незнанию. Спасибо, что разъяснили мне всю сложность ситуации, в которой она находится. Надеюсь, вы позволите мне оставаться вашим общим другом: вашим и вашей сестры?
— Разумеется, — улыбнулся хозяин дома. — Почту за честь!
4. Габи
Дни, последовавшие за возвращением в столицу, были наполнены многочисленными частными визитами, посещением двух театральных премьер, — в Гранд Опера и в Новой Опере, — открытия выставки «Новый Старый Модерн» в галерее Филиппа де Лоррен-Арманьяка и раута во дворце принца[1] де Лильбонн. И все это, — от и до, — было всего лишь обязательной программой, повинностью, которую Габи несла, как первая дама клана Мишильер и едва ли не наперсница принцессы-наследницы. Что-то такое, что ты обязан выполнять, даже если очень не хочется: так брачное законодательство трактует «супружеский долг», а правила хорошего тона «светские обязательства» аристократов. Габи не жаловалась, она уже свыклась со своей ролью, но кроме светских у нее имелись так же обязательства иного рода. Она помогала Трису, работая, как сильный маг, на благо клана, — промышленные производства требовали ее участия, — и кроме того продолжала овладевать тайнами управления, участвуя в рабочих встречах и брифингах, изучая финансовые документы и знакомясь с экономическими прогнозами. Теперь каждое утро Габи, — но, разумеется, после пробежки, силовой гимнастики и боевых спаррингов, — начиналось с просмотра двух-трех столичных газет, одна из которых обязательно являлась «профильной», то есть, была посвящена экономике и финансам. На чтение светской макулатуры времени уже не оставалось, поэтому краткую выжимку из утренних изданий, — политика, спорт, уголовная и светская хроника, — Габи получала во время завтрака, переодевания и наведения красоты. Для этого у нее была теперь собственная секретарь-референт — выпускница парижской Сорбонны Натали де Вюйяр. И ведь надо было найти еще время на занятия магией, мастерство, как говорят в Пойме, не пропьешь, но и стоять на месте — не есть хорошо. Так что Габи фигурально выражаясь, не
Впрочем, Габи не роптала и была, в целом, довольна тем, что есть. Единственное, что омрачало ее жизнь — это опасения по поводу душевного здоровья. Перспектива слететь в недалеком будущем с катушек и превратиться в монстра, совершенно ее не устраивала. Но об этом не знал, вообще, никто. То есть, о самой проблеме, кроме Триса, были осведомлены дама Конкордия и клановая целительница Серафина, — теперь они втроем думали над тем, как помочь Габи, — но вот о том, какой ужас поселился в ее душе с тех пор, как она узнала о созревающем в ней «темном охотнике», Габи не рассказывала никому, ни единой живой душе. Рассказала бы, возможно, Золотому человеку, но Источник держал свое слово: сказал «нет», значит, нет.
А между тем, жизнь продолжала идти своим чередом. И в эту привычную уже череду событий как-то незаметно встроился матримониальный вопрос. У всех он был разный, поскольку у каждого свои не похожие на других обстоятельства: у Эвы Сабинии, у Марии и Зандера, у Триса и даже у нее самой. Но во всех этих историях было, разумеется, и нечто общее. Как-то вдруг и, вроде бы, ни с того, ни с сего всем вокруг приспичило жениться, ну или выходить замуж. Это, смотря, с какой стороны смотреть. Однако любопытно еще и то, что Габи оказалась так или иначе вовлечена практически во все эти брачные коллизии. И первым из тех, чьими матримониальными планами она оказалась озабочена, стал, разумеется, ее брат, который, как ни странно, воспринял идею жениться на Марии Перигорской скорее положительно, чем наоборот.
— В конце концов, и ты, и я, — сказал он Габи после того, как она озвучила ему просьбу Марии и предложение Эвы Сабинии, — мы оба носим двойную фамилию — Мишильер-Перигор, и это не шутки. Это наша общая история и наше общее наследие. Так что женитьба на Марии и объединение под одной рукой двух близкородственных семей — это в нашем с ней случае вполне закономерный шаг. Видишь, даже император в этом заинтересован.
«Не совсем то, чего я ожидала, — отметила Габи, выслушав излишне расчетливые рассуждения брата, — но лучше так, чем никак. А там, глядишь, стерпится слюбится…»
— Ты ничего не сказал о самой Мари, как о женщине, — все-таки напомнила Габи о немаловажной, с ее точки зрения, стороне обсуждаемого брачного союза.
— Что ты имеешь в виду? — с деланным удивлением посмотрел ей в глаза Трис.
— Она тебе хотя бы нравится?
— Нравится? — переспросил брат. — На нашем уровне, Габи, это не имеет никакого значения. Наши личные желания тут ни при чем.
— То есть, только интересы клана? — уточнила Габи.
— В первую очередь они, — кивнул Трис. — Но, откровенно говоря, — улыбнулся он, — мне сказочно повезло. Мария красивая и неглупая женщина. У нее есть вкус и, я бы сказал, особый шарм, и у нее совсем неплохой характер. Про любовь не скажу, да и откуда бы? Однако я ей симпатизирую и, разумеется, никогда не обижу. Впрочем, позволь задать тебе встречный вопрос: она-то сама сказала тебе, что любит меня или что хотя бы влюблена?
«Закономерный вопрос, — тяжело вздохнула в душе Габи. — И, увы, мой ответ «нет»».
— Ты прав, Трис, — сказала вслух. — Не сказала, хотя и хочет за тебя замуж. Видимо, она тоже понимает, что на горних вершинах дуют лютые ветра…
[1] В данном случае, принц — это синоним титула князь или титул представителя боковой ветви королевского рода. Таких во Франции было несколько, например, семьи Конде, Конти и т. д.
Глава 4(4)
5. Габи, ноябрь 1939