Эарнур
Шрифт:
– Спасибо. Когда я пришла в город, то узнала, что во дворце нужны слуги, и пошла туда, - продолжала девушка.
– Мне неожиданно повезло, я ведь услышала об этом из случайного разговора на улице. Так я смогла наконец оказаться рядом с Эарнуром - это был как раз первый год его правления, его отец умер за два месяца до моего. Я могла видеть короля каждый день, но мне и оставалось только что смотреть. Конечно, ему не подобает вести беседы со слугами и простолюдинами, но он всегда был скрытен, замкнут, мне казалось, что его как будто постоянно что-то гнетет. Он никогда не смотрел мне в глаза, да и другим людям тоже, кто бы они ни были, только "да", "нет"
Исильмэ снова заплакала.
– Я бы для него все сделала, если бы он попросил. Я не знала, как быть, и подумала, что мне нечего ждать от жизни, если я по-прежнему буду одной из дворцовых служанок. Хорошо еще, что меня там никто не трогал, король не позволял приближенным распускать руки, говорят, его отец был совсем другим и сам не упускал случая позабавиться с прислугой. Я соврала, что выхожу замуж, и попросила расчет, после чего ушла из дворца и тем же вечером, переодевшись юношей, вернулась туда вновь. Назвалась сиротой, попросила взять меня теперь уже в оруженосцы. Как ни странно, мне не отказали, видимо, после войны не так много народу рвалось на армейскую службу. Остальное вы знаете.
Маэглин тяжело вздохнул и устало прислонился к стене. Его одолевали неприятные воспоминания о собственной юности в Гондолине.
– Как же трудно быть юным и наивным, - сокрушенно покачал головой эльф.
– Ты, конечно, редкостная дура, но, на твое счастье, везучая. Надо было тебе дома оставаться да замуж за этого твоего соседа идти, как все порядочные девки делают. Живьем я этого вашего короля не видел и уже вряд ли увижу, а вот на портретах пару раз доводилось. Спору нет, у Эарнура уж слишком красивая рожа, да только, знаешь ли, на него хорошо посмотреть издалека, повосхищаться, как прекрасной картиной или статуей, а потом забыть. Твое счастье, что он на тебя глаз не положил. Я-то живу на свете намного дольше тебя и давно понял, что словом "любовь" люди, да и эльфы тоже, зачастую прикрывают такую мерзость, что и думать-то страшно, и не надо так смущаться, я вовсе не про постель. Хотя и про это тоже, но это всего лишь одна из мелких составляющих общей гнусности.
Тхайрэт обиженно посмотрела на коменданта.
– Дядя, это неправда. Зачем ты ей такое говоришь?
Эльф угрюмо сдвинул тонкие черные брови.
– Тхай, если твоим родителям повезло, это не значит, что везет всем и каждому. Они - исключение, подтверждающее правило, а правило-то и заключается как раз в том, что в роскошном золотом ларце лежит полусгнившая дохлая крыса.
На Исильмэ было жалко смотреть - губы девушки дрожали, по лицу градом катились слезы.
– Я же говорила, что вы живете во тьме и ничего не сможете понять, тому, кто находится во мраке, весь окружающий мир будет казаться черным!
– Только не надо высокопарных фраз из книжек эльфийских хронистов, - с язвительной торжественностью ответил Маэглин.
– Я уже понял, что читать ты умеешь. Молодец. Только вот на Эарнура тебе пялиться не стоило. Ты правильно сказала вначале - он тебе не пара, надо идти замуж за соседа. Вот и шла бы. Однако потом здравый смысл тебе отказал.
Целительница
– А теперь рассуди сама, - натянуто улыбнулся комендант.
– Прекрати на какое-то время плакать. Я понимаю, тебе сейчас очень горько, но головой тоже думать надо.
Исильмэ снова вздохнула. Совсем недавно ей казалось, что Ломион ей сочувствует, а теперь она ощущала себя так, словно в разгар солнечного летнего дня вдруг полил дождь, и она вымокла до нитки. Разумом она понимала, что Эарнура, скорее всего, уже нет на свете, но зачем комендант сейчас так жестоко разбивает на осколки то, чем она жила больше десятка лет?
– Вот понравилась бы ты ему, - зловеще усмехнулся эльф и сцепил пальцы.
– И дальше что? Женился бы он на тебе? Как же, зачем ему простолюдинка. Будь он благородным человеком - просто отметил бы про себя, что ты ему нравишься, и взял в супруги какую-нибудь знатную деву, но я мало верю в чужое благородство. Скорее всего, решил бы с тобой позабавиться, а там ты не среди орков, чтоб кочевряжиться: хочу - не хочу. Это у орков женщин мало, потому и обычай такой - бабы их сами выбирают, с кем детей заводить, - пояснил он.
– Даже если говорить о людях, так это ты какого-нибудь парня из деревни оплеухой на место поставить можешь, чтоб не лез под юбку, а королю не отказывают. Тебя б никто и спрашивать не стал - притащили бы к нему в спальню, невзирая на твои мольбы и слезы. Или ты относишься к тем девчонкам, которым плевать, что парень делает с их телом - главное, что они его в голове любят? Да, видал таких. Печально.
Исильмэ молчала, испуганная, поникшая и подавленная. Тхайрэт заваривала чай, косясь на дядю испепеляющим взглядом - если бы она и в самом деле могла поджигать предметы силой мысли, от Маэглина осталась бы только горстка углей.
– А еще позволь напомнить, что от этого еще и дети появляются, - заметил комендант.
– Поразвлекся бы он с тобой за милую душу, а потом выставил бы на улицу и женился на дочке какого-нибудь знатного лорда, а ты осталась бы с разбитым сердцем и без гроша за душой, возможно, что и с ребенком на руках. Твой сын не получил бы права даже подбирать объедки, оставленные законными отпрысками благородной супруги короля. Так что радуйся, вот чего тебе удалось избежать.
– Дядя, прекрати!
– не выдержала Тхайрэт.
– Тебе доставляет удовольствие доводить ее до слез? После того, как ее саму Нендил пытался расстрелять из арбалета? После того, как погибли ее друзья? После того, как человека, который был ей дорог - каким бы он ни был - убили? И еще - зачем ты говоришь ей такие гадости про Эарнура? Ты его даже не знал, может быть, он вовсе не бесчестный распущенный негодяй, каким ты пытаешься его представить!
Маэглин замер, упрямо поджав губы.
– Не спорю, может быть, все и не так, - в голосе его зазвучала злость и досада.
– В юности я любил одну женщину. Я был так же наивен и легковерен, как Исильмэ. Я тоже говорил, что готов для нее на все, что я сделаю все, что она пожелает, даже звезды с неба достану!!! И что я получил в ответ? Предательство. Жестокость. Мои родные возненавидели меня. Мне плюнули в душу, но, к счастью, я вовремя понял, что к чему, и ушел сам. Они потом получили свое, но я был так опустошен, что не мог даже злорадствовать.