Еда и патроны. Тетралогия
Шрифт:
– Чего?! – громко крикнул откуда-то справа Костян, встревоженный звуком выстрелов.
Черный поднялся в полный рост, еще раз пристально вгляделся и, опустив ствол, махнул рукою:
– Отбой.
– Что? Что такое-то? – продолжал любопытствовать бегущий навстречу Костян. – В кого палил?
– Да подсвинок вроде. Зараза.
Из особняка на стрельбу высыпали еще несколько человек с оружием.
– Ложная тревога, – замахал им руками черный. – Нормально все, кабанчика подранил. Все нормально.
Гурьба автоматчиков остановилась и, развернувшись, понуро
Стас быстро заморгал левым глазом, пытаясь смахнуть каплю холодного пота, упавшую с брови. Соленая влага растеклась по ресницам и жгучей росой опалила слизистую. Веки сами собой плотно сомкнулись, а открывшись, продемонстрировали глазам мутноватую, слегка плавающую, но от того не менее приятную картину с двумя удаляющимися спинами, украшенными с правого плеча автоматными прикладами. Стас облегченно вздохнул, но торопиться не стал, решив для верности минут пять отлежаться.
Новых вспышек повышенной бдительности не последовало. Люди Дикого продолжали размеренно патрулировать территорию вокруг особняка, утратив, судя по всему, интерес к месту недавней кабаньей охоты.
Стас поднялся, еще раз мысленно выразил благодарность безвинно искалеченному животному и, внимательно глядя под ноги, продолжил свой нелегкий путь. Через двадцать минут лес, плавно перешедший в останки парка имени Пятидесятилетия советской власти и вновь обретший свой привычный хвойный облик, прервался, рассеченный Владимирским шоссе, по другую сторону которого уже маячили сквозь рощу, сильно прореженную топорами поселенцев, огни западного района.
Стас миновал уползающий в обе стороны архипелаг обтесанных временем асфальтовых кочек и вышел к остову АЗС. Большое сооружение, выстроенное буквой «Т», мельком попавшееся ему на глаза прошлый раз, по дороге из западного района в южный, вблизи выглядело совсем по-другому. Длинное, похожее на барак здание, когда-то, видимо, закрытое, а сейчас щеголяющее только ржавым каркасом да железобетонными сваями, прирастало из центра громадным козырьком, покоящимся на трех опорах. Точнее, не на трех, а на двух, потому как передняя опора рухнула, снесенная чем-то тяжелым, и потянула за собой козырек, переломившийся и уткнувшийся теперь разбитым свесом в землю. Заправочные автоматы, едва не подчистую съеденные ржавчиной, уныло поскрипывали на ветру тонкими лохмотьями бурой жести. На поваленном высоченном щите, украшенном сверху странной, ни о чем не говорящей аббревиатурой «ТНК», облупившейся от времени краской было намалевано: «Здесь бензина нет, продуктов нет. Стреляю без предупреждения».
– Верю, – ухмыльнувшись, кивнул Стас дошедшему сквозь годы посланию и отправился дальше.
Окраина западного района, как и все вокруг, медленно погружалась в сгущающиеся сумерки. Желтый свет керосиновых ламп разливался за окнами, роняя наружу теплые брызги домашнего уюта. Похрюкивали свиньи в сараях, мычали коровы, дождавшиеся вечерней дойки, голосили наперебой петухи, соревнующиеся в вокальных способностях.
Стас шагал по околице, вдыхая аромат печного дыма с едва заметным сладким привкусом пареной тыквы, бросал чуть завистливые взгляды
Он обогнул лесом правую оконечность района и углубился в петляющие между заборами проулки, стараясь держаться подальше от проезжей части, напоминающей о себе отдаленным скрипом телег и лошадиным фырканьем. Включенные прожектора сторожевых башен, выглядывающие из-за сменяющих друг друга крыш и заборов, служили ему четким ориентиром. Людей на улице было немного. Кто загонял коз на двор, кто тащил воду с колодца, нес из леса хворост. Праздношатающихся встречалось еще меньше. Большинство порядочных обывателей уже сидело по домам, предпочитая не высовывать носа на улицу в темное время суток.
Стас свернул в очередной прогон и тут же сделал шаг назад, заметив человека в черной униформе и с АК-74 на плече, стоящего к нему спиной возле приоткрытых ворот. Человек глубоко затянулся папиросой, выпустил сизый дымок в темное небо, покрывающееся россыпью сверкающих точек, и постучал ботинком о завалинку, сбивая налипшую грязь.
Осторожно выглядывая из-за угла, Стас присмотрелся к дому, показавшемуся знакомым, и невольно отпрянул, услышав со двора сбивающийся на оханье стариковский голос:
– Что же вы, сынки, делаете-то? Э-хе-хе. Говорю ж, не знаю я. Ушел он. Переночевал ночку и ушел. Ох…
– Ты попизди еще, попизди, сучара старая, – присоединился к разговору второй голос, молодой и наглый. – Не так запоешь скоро.
– Да я ж разве скрываю чего? Рассказал все уже. Ой-ей. Сынок, мне б это, дом-то запереть бы. А?
– Пшел, блядь!
Из ворот, спотыкаясь, вылетел дед Григорий в рубахе и портках. Голова разбита, ухо в крови.
– Эх-кхе… – Он упал на колени и закашлялся, прихватывая рукой правый бок в районе почек. – Ох. Кто ж вас растил-то, паскудников?
Вместо ответа деду в ребра прилетел увесистый удар ботинком от амбала, шедшего позади. За первым на улицу вальяжной походкой вырулил еще один, росточком пониже, тоже обряженный во все черное, с кобурой на поясе и в хромовых сапогах, надраенных до зеркального блеска. Он, постукивая ногтем по серебряной пряжке, обошел деда, все еще стоящего на коленях, придавил каблуком упершуюся в дорожную грязь стариковскую руку, присел, схватил Григория за волосы и пару раз с силой ткнул его лицом в землю.
– А за паскудников, козел ты ебаный, мы еще отдельно погутарим. Поднять, – небрежно бросил он двум ухмыляющимся мордоворотам и кивнул на лежащего в грязи старика.
Те быстро поставили деда Григория на ноги, встряхнули и отошли в сторону, брезгливо отряхивая ладони.
– Вперед пошел, рухлядь, – скомандовал главный.
Дед, утирающий рукавом кровь из разбитого носа, вздрогнул, втянул голову в плечи и неловко заковылял дальше по прогону, боязливо оглядываясь на шедшую позади троицу.