Эдем (Книги 1-3)

Гаррисон Гарри

Сорли взглянул на их удаляющиеся спины и покачал головой.

– Я не понимаю этого и даже не пытаюсь. Но мы будем есть их пищу и не будем задавать вопросов.

Потом был пир и все саммад разделили свежую пищу. Керрик, который ел это всю зиму, сейчас не притронулся к ней, но выбрал большой кусок копченого жесткого мяса. Когда пир кончился, охотники закурили трубку, пустили ее по кругу, и, когда она дошла до Керрика, тот с удовольстеием затянулся.

– Это место лучше, чем было прежде?
– спросил он.

– Сейчас, да, - сказал Херилак.
–

Пастбища для животных здесь лучше, но охота такая же плохая. Чтобы найти дичь, нужно идти далеко в горы, а это опасно, ведь там охотятся темные тану.

– Что же тогда делать? Охота может быть плохой, но здесь всю нужную пищу мы получим от саску.

– Это хорошо одну зиму, но не всю жизнь. Тану живут охотой, а не подаянием. Хорошая охота может быть на юге, но на пути туда мы встретили голые и безводные холмы, которые трудно преодолеть, и все же мы попытаемся.

– Я говорил с саску об этих холмах. Там есть долины, где охота хорошая, но каргу - так они называют темнокожих - уже там. Значит, этот путь для нас закрыт. А на запад вы заглядывали?

– Однажды мы шли пять дней по пескам, а потом повернули обратно. Пустыня продолжалась и дальше, и в ней ничего не росло, кроме колючих растений.

– Об этом я тоже поговорю с саску. Они говорят, что по ту сторону, если до нее добраться, есть леса. Я думаю, они могут знать дорогу через пустыню.

– Тогда спроси их об этом. Если мы сможем пересечь ее и найти место с хорошей охотой и без мургу, мир снова станет таким, каким был до прихода холода и мургу.
– Херилак невидящим взглядом уставился на затухающий огонь.

– Не думайте о них, - сказал Керрик.
– Они не найдут нас здесь.

– Они не уходят из моих мыслей. В своих снах я иду вместе со своей саммад, вижу их, слышу охотников, женщин, детей и огромных мастодонтов, тянущих волокуши. Мы смеемся и едим свежее мясо. Потом я просыпаюсь, и все они мертвы, их голые кости заносит на далеком берегу пыль. После этих снов саммад, в которых мы живем, кажутся мне чужими и я хочу уйти от них подальше. Мне хочется вернуться на восток, пересечь горы, найти мургу и убить, сколько смогу, прежде чем погибну сам. Может, после этого мой дух обретет покой среди звезд и боль воспоминаний кончится.

Кулаки охотника сжались. Керрик понимал его ненависть к ийланам, но сейчас с Армун и ребенком, который должен был родиться, жизнь среди саску была пределом его мечтаний. Он не забыл ийлан, но они были в прошлом, а сейчас он хотел жить настоящим.

– Пойдем со мной к саску, - сказал Керрик.
– Поговорим с мандуктос. Они знают многие вещи, и, если есть дорога через пустыню, они будут знать ее. Если саммад уйдут туда, мы будем иметь за собой двойной барьер из пустыни и гор. Мургу никогда не пересекут его, о них можно будет забыть.

– Хорошо бы. Ничего другого я не хочу так сильно, как выбросить их из своей памяти днем и ночью. Да, нам нужно пойти и поговорить с саску.

Херилак не одобрял поведения других охотников, которые смеялись над саску, работавшими на своих полях, над сильными мужчинами, копавшимися

в грязи, подобно женщинам, вместо того, чтобы выслеживать дичь, как пристало настоящим охотникам. Благодаря поставляемой пище, все они прожили зиму хорошо. Когда Керрик показал ему, как выращивают и собирают растения, он. слушал с большим вниманием.

Он увидел, как сушат тагасо с кистеобразными желтыми колосьями на длинных стеблях, а затем развешивают на деревянных рамах. Крысы и мыши жирели на этих запасах, и, чтобы избавиться от них, саску использовали бамсемнилл, уменьшавших их количество. Эти гадкие длинноносые существа, многие с детенышами, сидящими на материнских спинах, обхватив тонкими хвостиками материнские хвосты, выслеживали в темноте грызунов, убивали и поедали их.

Они остановились посмотреть на женщин, которые извлекали сухие зерна из колосьев, а затем размалывали их между двумя камнями. Муку смешивали с водой, потом нагревали на огне. Херилак съел несколько лепешек, которые еще обжигали ему пальцы, макая их в мед и острый перец, вызвавший довольные слезы на его глазах.

– Это хорошая еда, - сказал он.

– И всегда обильная. Они высаживают их, собирают и запасают, как ты сам мог видеть.

– Я видел и то, что они зависят от своих зеленых полей так же, как поля зависят от них. Они должны постоянно оставаться на этом месте, а это не каждому по душе. Если я не смогу свернуть свою палатку и уйти отсюда, жизнь ничего не будет стоить для меня.

– Они, должно быть, думают о тебе так же. Они должны скучать, возвращаясь по вечерам к одному и тому же костру и не видя по утрам своих полей.

Херилак задумался и согласно кивнул.

– Да. Это возможно. Ты, Керрик, единственный, кто может взглянуть на это с разных точек зрения. Это потому, что все эти годы ты жил среди мургу.

В этот момент кто-то позвал Керрика по имени и Херилак замолчал. Одна из женщин саску торопилась к ним, пронзительно крича. Керрик с беспокойством посмотрел на нее.

– Ребенок родился, - сказал он и бросился бежать, а Херилак неторопливо последовал за ним.

Последнее время Армун каждый день плакала и все ее прежние страхи вернулись. Ребенок будет девочкой и будет походить на нее, значит, все будут смеяться и презирать его, как когда-то ее. Керрик никак не мог изменить ее мысли: только рождение могло прогнать эти черные мысли. Женщины здесь были искусны в этих делах, и он искренне надеялся на них, поднимаясь по бревну в комнату.

Один ее взгляд сказал ему, что все хорошо.

– Смотри, - сказала она, разворачивая белую ткань,-мальчик во всем похож на своего отца. Такой же красивый и сильный.

Глядя на сморщенного, лысого и красного младенца, Керрик не заметил никакого сходства с собой, но был достаточно умен, чтобы оставить это мнение при себе.

– Как мы назовем его?
– спросила Армун.

– Сейчас можно, как угодно. Мы дадим ему имя охотника, когда он вырастет.

– Тогда назовем его Арнвит. Я хочу, чтобы он был силен, как эта птица, так же красив и свободен.