Эдем. Трилогия
Шрифт:
— Я несу смерть и боль, эйстаа. Смерть уже явилась сюда, и она не уйдет, если ты не выслушаешь меня. Смерть двойная. Дважды смерть.
У входа в амбесид что-то шевельнулось, Керрик и Ланефенуу разом обернулись: появилась какая-то иилане', ее рот был широко открыт.
— Смерть, — объявила пришедшая с теми же знаками силы и крайней спешки, которыми воспользовался Керрик.
Онемев от неожиданности, Ланефенуу села на хвост, пока иилане', жестикулируя, делилась новостью:
— Послана Муруске… срочное известие. Урукето, которым она командует, —
Стон вырвался из уст Ланефенуу. Она сама командовала урукето, и всю жизнь посвятила этим гигантам, и столько жила среди них… Город ее гордился числом и умением урукето. И теперь двое погибли. Страдая, она повернулась к огромному изображению урукето, к своей собственной персоне, видневшейся на плавнике. Две смерти. Так говорит устузоу. Она медленно обернулась к ужасной твари.
— Двое мертвых, — подтвердил Керрик со знаком, изображавшим крайнюю жестокость. — Поговорим теперь, эйстаа…
Жестом он отпустил вестницу, и та послушно заторопилась к выходу. Но и это присвоение ее полномочий, допущенное на ее глазах, не могло вывести Ланефенуу из состояния глубокой скорби, в которую повергла ее весть о невосполнимой утрате.
— Кто ты? — спросила она. Скорбь мешала точности речи. — Что тебе нужно?
— Я Керрик-высочайший, я — эйстаа всех тану, которых иилане' зовут устузоу. Я принес тебе смерть. А теперь могу дать жизнь. Это я приказал убить урукето. Повинующиеся мне исполнили приказ.
— Почему?
— Почему? Ты осмеливаешься спрашивать, почему? Ты, которая послала Вейнте' убивать тех, кем я правлю, гнать их и убивать, убивать без конца. Я объясню тебе, почему погибли урукето. Одного убили, чтобы показать тебе мое могущество, показать, что я могу делать все, что захочу, и сразить любого, кто помешает мне. А другого убили, чтобы ты не подумала, что смерть урукето — случайность. Две смерти сразу — это не несчастный случай. Я мог бы убить их всех. И я сделаю это, чтобы ты поняла, кто я, узнала мою силу и сделала то, что я потребую от тебя.
Голос его потонул в гневном реве Ланефенуу. Выставив когти и оскалив зубы, она шагнула вперед. Но Керрик не шевельнулся, отвечая с надменностью и высокомерием:
— Убей меня — ты будешь жива. Убей. И тогда все твои урукето погибнут. Этого ли ты хочешь, эйстаа? Смерти всех урукето, смерти города? Если хочешь этого — убивай поскорее, прежде чем успеешь подумать и изменить решение.
Привыкшая повелевать, Ланефенуу содрогалась всем телом: ей, распоряжающейся жизнью и смертью иилане', приказывает устузоу! Чтобы устузоу смел обращаться с ней подобным образом! Она теряла власть над собой.
Керрик не смел сделать даже шага назад или изменить надменной позы. Миг слабости — и она разорвет его в клочья. Может быть, он переусердствовал, но выбора у него не было. Он мельком глянул на горный склон над городом.
— Вот что еще я хочу сказать тебе, эйстаа, — проговорил он, чтобы не позволить ей отвлечься, не дать возможности страстям одолеть
Он вновь взглянул на склон. Над ним показалось облачко… или это дым? Да. Дым. Вырывая когтями клочья земли, Ланефенуу подступала все ближе и ближе. Он громко выкрикнул, чтобы она расслышала его сквозь гнев:
— Ты есть Икхалменетс, но сейчас Икхалменетс погибнет! Погляди вверх на склон. Видишь? Это не облако. Знаешь, что такое дым? Дым бывает от огня, а огонь сжигает, разрушает и жжет. Огонь погубил Алпеасак и все живое в нем. Тебе это известно. Теперь я принес огонь в Икхалменетс.
Ланефенуу оглянулась и, заметив дым, застонала, словно от боли. Высокий столб дыма клубился над склоном. Керрик снова потребовал внимания. Одним глазом она следила за дымом, другим уставилась на Керрика.
— Я пришел в твой окруженным морем Икхалменетс не один. Пока я восходил на амбесид, мои воины сразили урукето. И теперь они окружают вас повсюду, ведь устузоу — повелители огня. И он уже наготове, все лишь ждут моего сигнала. Если я дам его — гореть будет Икхалменетс, если погибну или получу рану — гореть будет Икхалменетс. Выбирай — и быстро, ведь огонь жаден.
Яростный вопль Ланефенуу захлебнулся мукой. Она покорилась и, бессильно свесив руки, села на хвост. Главное — город, главное — урукето. Зачем ей жизнь этого животного, если умрет Икхалменетс!
— Чего ты хочешь? — спросила она, не униженно, но в слабости признавая свое поражение.
— Я хочу для моих тану того же, чего ты хочешь для своих иилане'. Возможности спокойно существовать. Ты выгнала нас из Алпеасака. Ты со своими иилане' и фарги останешься в нем, ведь это город иилане'. Никто не станет вредить вам. Я вижу снег над головой, что с каждым годом опускается все ниже. Прежде чем снег придет и сюда, Икхалменетс должен уйти в Алпеасак и спокойно жить под теплым солнцем. Пусть Икхалменетс живет там. Но пусть живут и мои устузоу. Даже теперь Вейнте', повинуясь твоему приказу, гонит их и убивает. Останови ее, прикажи вернуться, прикажи прекратить побоище. Сделай это, чтобы жил Икхалменетс. Мы не хотим чужого. Пусть твой город будет твоим городом. Нам нужны только наши жизни. Останови Вейнте'. Сделаешь это — и Икхалменетс, и все твои иилане' будут жить в завтрашнем завтра, как во вчерашнем вчера.
Ланефенуу, не шевелясь, погрузилась в долгие раздумья, пытаясь найти выход из лабиринта противоречивых мыслей. Наконец она пошевелилась, сила вернулась к ней, и властным голосом она проговорила:
— Пусть будет так. Вейнте' остановится. Причины громить мир устузоу у нее нет. Я позову ее. И ты уйдешь отсюда. Будешь жить в своем месте, а мы у себя. Я не хочу более ни говорить с тобой, ни видеть тебя. Я бы хотела, чтоб яйцо, из которого ты вышел, лопнуло под ногой и ты никогда не появился бы на свет.