Единица «с обманом»
Шрифт:
Но на следующей перемене Кукуевицкий заморгал мохнатыми ресницами, покраснел и тихо сказал:
— А я как-то зимой пошел на Днепр посмотреть подледный лов. Лед был только у самого берега, а дальше — вода. Встал на льдину, а она оторвалась и поплыла. Все кричат. Но я не испугался. «Эй! — кричу. — Побыстрей спасайте, а то мне в гастроном за сметаной нужно!» И за мной послали катер, и выловили меня уже за городом, возле Лукова острова. Но сметану я все-таки успел купить.
Спасокукоцкий крякнул и тоже покраснел. Потом собрал все свои силы
— А мне… а я… а мне настоящий пожар гасить пришлось. Во! На даче. Загорелась солома возле коровника. Но я не растерялся, схватил ведро с помоями и… Если б не я, сгорел бы к свиньям и коровник, и хата, и все на свете…
— А я… — скромно опустил глаза Кукуевицкий. — А я… остался как-то раз один в квартире. И вдруг звонит вор. И говорит: «Открывай! Киевгаз!» Знаем мы, какой Киевгаз! Я весь так и обмер. «Не открою! — говорю. — Давай отсюда, а то как сейчас возьму папкино ружье да как стрельну через замочную скважину!» Он говорит: «Вот дурак!» Но я не открываю. Он испугался и ушел.
Спасокукоцкий тяжело вздохнул и, чуть не плача, сказал:
— А я… а меня один раз велосипедом переехало… И однажды я часы мамины проглотил… Вместе с ремешком…
Настроение у Спасокукоцкого испортилось вконец.
Сидя на уроке, он исподлобья поглядывал на Кукуевицкого и думал:
«Неужели этот малявка не врал! Неужели он и вправду на льдине плавал и с вором так храбро разговаривал… А я-то все ведь выдумал — и про коршуна, и про пожар…»
На самом-то деле это он чуть не спалил коровник. Баловался спичками — солома и загорелась. От испуга он завизжал, как поросенок. Прибежала мать, схватила ведро с помоями и залила огонь, а сыну сгоряча так наподдала, что он полетел в лужу.
Спасокукоцкий сверлил глазами Кукуевицкого, пытаясь догадаться, соврал тот, или нет.
Но Кукуевицкий смотрел так ясно и невинно, что ничего нельзя было понять.
И Спасокукоцкий решил не сдаваться.
На следующий день стало известно, что Спасокукоцкий на той же самой даче вытащил из речки утопавшую маленькую девочку, лазил в колодец спасать котенка и ездил верхом на лихом коне Электроне…
Однако выяснилось также, что Кукуевицкий, в свою очередь, прогнал бешенную собаку, лазил в канализационный люк за ключами, которые уронила туда соседская девчонка, а во время военного парада катался на ракетной установке.
Теперь Спасокукоцкий с опаской разворачивал газету «Зирка» и читал заголовки — нет ли статьи о Кукуевицком. А когда передавали по радио «Пионерскую зорьку», боялся услышать знакомую фамилию.
Прошло несколько дней, полных рассказов о подвигах.
Спасокукоцкий и Кукуевицкий ходили с гордо поднятыми головами, расправив плечи. Они даже ростом стали выше.
Но однажды Кукуевицкий не пришел в школу, должно быть, заболел.
Спасокукоцкий проскучал все пять уроков. В голове без толку вертелось нерассказанное захватывающее приключение — поединок Спасокукоцкого с гигантской гадюкой (как раз вчера он прочел
В плохом настроении Спасокукоцкий вернулся домой.
Обедал он без всякого аппетита. За столом мать удивленно взглянула на него, потом внимательно присмотрелась и сказала:
— Ну-ка, открой рот!
Ничего не подозревая, Спасокукоцкий повиновался.
— Ой! — вскрикнула мама. — У тебя же дырка в зубе! Кариес! Боже мой! Нужно немедленно к зубному!
— Что?! — Спасокукоцкий выпустил из рук ложку, и она, звякнув о край тарелки, плюхнулась в борщ.
— Нужно немедленно идти к зубному, — повторила мама. — Немедленно! — она уже набирала номер телефона. — Алло! Скажите, пожалуйста, когда принимает стоматолог?.. Хорошо. Спасибо!.. — и положила трубку. — Идем сейчас же!
— Я-а-а не пойду! — сказал Спасокукоцкий.
— Пойдешь! — твердо сказала мама.
— Не пойду, — еще тверже сказал Спасокукоцкий.
— Ты что — хочешь остаться без зубов?! Доигрался со своими конфетками! Я сколько раз предупреждала — не ешь столько сладкого! Не грызи без конца конфеты!..
— Я не пойду! — на высокой ноте отчаянно выкрикнул Спасокукоцкий.
— Пойдешь, — спокойно сказала мама, пудря перед зеркалом нос.
— Я не могу… Мне плохо, — скривился Спасокукоцкий. — Живот болит!
— Ничего у тебя не болит, — сказала мама и стала подкрашивать помадой губы.
— Ой! Ой! — Спасокукоцкий скорчился и лег щекой в тарелку.
— Ты же знаешь, на меня это не действует, — невозмутимо сказала мама, подкрашивая щеточкой ресницы.
Это была правда. Мама Спасокукоцкого была тверда, как алмаз.
Полежав немного в борще, Спасокукоцкий поднял голову, обобрал со щеки капусту и тяжело вздохнул:
— Ты хочешь, чтоб я погиб!..
— Я хочу, чтоб мой сын не остался без зубов. Чтобы ему не пришлось носить в портфеле стаканчик со вставной челюстью.
…Через пять минут они уже шли к детской поликлинике. Мама крепко держала Спасокукоцкого за руку, а он автоматически переставлял ноги и ничего перед собой не видел: все расплывалось в слезах. Только в такт цоканью маминых каблуков бухало в груди сердце.
Запахло лекарствами — они вошли в поликлинику.
Возле стоматологического кабинета не было никого — прием только что начался — они оказались первыми.
Спасокукоцкий шагнул в дверь, и у него похолодело внутри. У стены стоял стеклянный шкаф, в котором на стеклянных полочках лежали блестящие никелированные инструменты для выдергивания зубов — клещи, «козьи ножки»…
А посреди кабинета, рядом с креслом, стояла она — бормашина. Та адская бормашина, про которую Спасокукоцкий еще в детском саду наслышался от вечно перепуганной Талочки Дударенко. Голубая, обтекаемой формы, похожая на рубку подводной лодки, бормашина смотрела на него желтым глазом и будто подмигивала.