Единоборец
Шрифт:
Подтягиваю тросик, и вижу, как зверюга отчаянно бьет лапами по воде, погружаясь. Нужно опасаться когтей. Они у волка острые как хорошие лезвия. С первым справляюсь без особых проблем. Минута – и он перестает дергаться. Остаются еще два. Один из них уже забрался передними лапами на лед. Вонзаю жало ему в брюхо, поворачиваю несколько раз. Со вторым тоже порядок. С отличие от нас, эти машины не умеют восстанавливаться.
Подплываю к краю полыньи и пытаюсь выбраться. Лед крошится под пальцами, полынья расширяется все больше и больше. Наконец подтягиваюсь и ложусь грудью на край. Одежды на мне немного, но
Клара уже поднялась к пешеходной дорожке. Я делаю то же самое без всякого труда. Дорожка движется. Нормальная дорожка, такая же, как все. Мы становимся на нее, и полотно ускоряется, почувствовав вес пассажира.
Площадка перед станцией практически пуста и хорошо освещена. Здесь никого нет, кроме одиноко стоящего человека в коротком коричневом плаще. Человек оборачивается, услышав наши поспешные шаги, и внимательно смотрит на нас. Затем достает из-под плаща нечто напоминающее трость. Я останавливаюсь, затем снова иду вперед. На этот раз медленно. Я стараюсь не смотреть на человека в плаще, но краем глаза контролирую все его движения. Мне совсем не нравится эта его трость.
Станция представляет собой не очень высокую усеченную пирамиду, украшенную лепными изображениями различных мифических зверей, деятелей культуры и президентов прошлых эпох. Особо одиозные личности вылеплены крупнее и объемнее. Каждая из колон украшена портретом какой-то древней личности. Я останавливаюсь у портрета злого человека в круглых очках и с короткой стрижкой. Он смотрит на меня укоризненно.
– Почему мы остановились? – спрашивает Клара.
– Я не могу пройти дальше. Защитное поле.
Она протягивает руку вперед, и рука натыкается на невидимую преграду.
– Что? Что это такое?
– Защитное поле используется для создания прочных заграждений небольшого размера, – тихо говорю я. – Бывает круговое и гиперболическое. Круговое используется только для защиты, гиперболическое – для нападения. В данном случае имеем круговое, в форме купола.
– Ты говоришь, как будто читаешь из учебника.
– Из военного устава, – отвечаю я. – Полтора года прослужил в армии. Летал на «зубочистках».
«Зубочистками» называют небольшие одноместные военные самолеты, пикировщики, отличающиеся сверхвысокой маневренностью. На самом деле я летал на них всего несколько раз.
– И что теперь? – спрашивает она.
Я оборачиваюсь к человеку в плаще. Он улыбается.
– Не будете ли вы так любезны поскорее это убрать? – спрашиваю я с изысканной вежливостью. – Мы с подругой очень спешим.
Человек в плаще не спеша откручивает ручку трости и вытаскивает нечто, напоминающее двухметровую плеть. Отбрасывает плеть назад, так, будто собирается нас хлестнуть. Плеть начинает светиться, это заметно даже при хорошем освещении. Я отхожу назад и тащу Клару за собой. Человек в плаще подходит ближе. На камне, в том месте, где только что лежал кончик плети, осталась проплавленная ямка приличных
И в этот момент я слышу голоса. Еще человек шесть в военной форме подходят к станции. Они весело болтают и не обращают на нас внимания. Кажется, это просто люди. Я подхожу к ним.
– Вы не скажете, который час? – спрашиваю я.
– Двенадцать пятнадцать, – отвечает один из них, не глядя на часы. Большинство людей имеют вшитый таймер, который очень точно отмеряет не только время дня или ночи, но и определяет время между любыми двумя событиями.
Мы с Кларой пристраиваемся к военным и заходим в станцию. Защитное поле отключено. Кем бы ни был человек в плаще, он не захотел связываться. Надеюсь, что мы его больше не увидим.
Мы спускаемся на несколько уровней и попадаем в торговый комплекс. Внутри довольно много людей, несмотря на поздний час. Клара покупает недорогую Е-книгу, на двести тысяч томов. На самом деле это микрокомпьютер, содержащий в памяти текстовую информацию и небольшое количество картинок.
– Люблю почитать в дороге, – сообщает она.
– Дорога будет долгой?
– Скоро увидишь.
7
Мы выбрали одну из самых глубоких линий метро. Я не уверен, но кажется, что она идет на глубине километров двенадцать или тринадцать. Номер линии двадцать третий, это означает, что над нами еще двадцать два яруса железных дорог, платформ, станций, ресторанов, небольших отелей, комнат отдыха, стадионов, музеев, баров, кинотеатров и всего прочего. Под землею есть все, кроме вредных производств.
Поезд движется в металлической трубе, поддерживаемый со всех сторон кольцевым магнитным полем. Наша скорость невелика, но выше, чем скорость автомобиля. Остановки – каждые пятнадцать минут. В вагоне никого нет, кроме нас и двух очень опрятно одетых карликов, разговаривающих визгливыми голосами.
– От кого мы бежим? – спрашиваю я.
– Я не знаю. То есть, я не знаю их в лицо.
– Их много?
– Да. Немало. Точнее я не могу сказать.
– Насколько они сильны?
– Не имею представления, – отвечает она.
– Весьма точная информация. Тогда как я могу тебя охранять?
– Очень просто. Ты должен следить за тем, чтобы не один человек не смог прикоснуться ко мне. Ни рукой, ни ногой, ни даже рукавом. Кем бы он ни был.
– А как же я? Я ведь тоже человек.
– Что касается тебя, то я сама не позволю к себе прикоснуться.
Некоторое время мы молчим. Слышно, как свистит воздух за иллюминаторами поезда, и как щебечут карлики, обсуждая проблемы школьного образование и новую педагогическую идею функционального ребенка.
– А ведь ты сказала правду, – говорю я. – У тебя на самом деле нет чипа. Вначале я не поверил. Я понял это тогда, когда ты приказала убить того старика.
– Не вижу связи, – отвечает она.
– Если бы ты имела чип, нас бы уже взяли. Ты хотела совершить убийство, а Фемида это запрещает. Если бы у тебя был чип, мы бы не ехали сейчас в этом вагоне. Фемида на самом деле тебя не видит. Избавиться от чипа невозможно. Значит, ты такая с самого рождения. Сколько тебе лет?
– Сколько угодно, – отвечает она. – Сколько бы ты хотел?