Единорог и три короны
Шрифт:
— Я целиком завладел вами, дорогая, — шепнул он, нагнувшись к своей даме, — а это нравится далеко не всем из присутствующих.
Она залилась звонким смехом и тоже обернулась к Филиппу. Выражение лица последнего было наполовину страдающим, наполовину лукавым:
— Это правда, из вас получилась такая восхитительная парочка, что я начинаю чувствовать себя лишним.
Камилла и маркиз обменялись заговорщическими взглядами и с двух сторон взяли шевалье под руки; постаравшись, чтобы голос его звучал как можно более обиженным, Филипп обратился к Камилле:
— Значит,
— Конечно, ведь ваш дядя гораздо галантнее вас!
— Камилла, дитя мое, признайтесь, — вмешался маркиз, помогая гостье занять место подле огромного роскошно убранного стола. — Наверное, Филипп далеко не всегда был с вами вежлив? Но я точно знаю, он иногда может… вести себя как истинный рыцарь со своими дамами.
— Я не знаю ни одной дамы, которая была бы недовольна его манерами, — ответила девушка, обходя поставленный вопрос.
— Ах! — вздохнул старый дворянин. — Филипп и женщины! На эту тему можно говорить так долго, что лучше сразу сменить ее. Поэтому, прекрасная дама, скажите мне, как случилось, что вы стали офицером?
Под испытующим, хотя и доброжелательным взглядом маркиза Камилла тотчас же почувствовала себя в ловушке.
— Мне кажется, что у нее это призвание, — иронически заметил шевалье.
— Она предана армии душой и телом; так некоторые люди посвящают себя служению Господу.
— Он прав, отчасти дело обстоит именно так, — ответила она, бросая в сторону Филиппа поистине убийственный взор.
— Но разве это не утомительно — все время общаться с мужчинами, зачастую грубыми и жестокими?
— Я не обращаю внимания на их манеры.
— К тому же Камиллу не так-то просто задеть, — уточнил Филипп. — Мало кто так владеет оружием, как она, и все уважают ее таланты. Они знают, что она может сражаться любым оружием: на шпагах, на пистолетах, пешей, конной… Поэтому всем приходится держаться на расстоянии от нее!
Пери-Бреснель от удивления широко раскрыл глаза:
— Не знаю, дорогая моя, насколько справедливо все то, что говорит Филипп, но, клянусь вам, я впервые слышу, как он возносит хвалы своему ближнему; Боже, как он только что вас расхваливал!
— Я сказал чистую правду, — совершенно серьезно произнес шевалье.
— Согласен, но я предпочитаю считать мадам немного волшебницей, — серьезно отозвался маркиз.
Камилла рассмеялась:
— Забавно, я только что думала о вас то же самое, когда любовалась вашим садом. Мне показалось, что подобная гармония может быть создана только сверхъестественным существом.
— Следовательно, вы оба околдовали друг друга, — несмешливо резюмировал Филипп.
— Признаюсь, племянник, что для моего возраста совсем неплохо пробудить ревность записного ловеласа вроде тебя.
Во время всего ужина сотрапезники перекидывались остроумными замечаниями. Кухарка, у которой было очень мало времени, ухитрилась буквально сотворить чудеса. Особенно вкусным оказалось блюдо под названием flnanziera di polio,
Маркиз расспрашивал Камиллу о ее детстве, о ее вкусах и привычках; она отвечала, как могла, стараясь не проговориться о своем истинном происхождении; Филипп слушал с огромным интересом: когда подобные вопросы задавал он, девушка всегда отвечала бегло и неохотно.
Пери-Бреснель попросил их рассказать о проверке, проведенной в Экзиле, и бурно восторгался успехом девушки. Когда ужин был окончен, они втроем отправились немного прогуляться по сумрачным аллеям парка, окружавшего замок, а потом вернулись в гостиную и расположились вокруг шахматной доски.
— Сыграем партию, Камилла? — предложил маркиз.
— Боюсь, что я окажусь не на высоте…
— Это не имеет значения; к тому же признаюсь: я страшно не люблю проигрывать!
— Я сыграю с победителем, — произнес Филипп.
Партия началась, но тут же стало очевидно, что Камилла — весьма посредственный игрок. Она сделала несколько неуверенных ходов и быстро проиграла. Пери-Бреснель ликовал:
— Благодарю вас, дорогая. Вы подкрепили мою уверенность, что я непобедим.
Однако, когда противником маркиза оказался его племянник, старому дворянину пришлось изрядно попотеть. Камилла наблюдала за этой дружеской схваткой. Никогда еще она не видела Филиппа таким безмятежным, таким естественным; ясно, что он обожает своего дядю и тот отвечает ему столь же горячей любовью. Между дядей и племянником царило взаимное нежное согласие, отчего рядом с ними она чувствовала себя легко и спокойно.
Обстановка комнаты также способствовала созданию подобного ощущения; казалось, здесь все было специально подобрано для того, чтобы дать отдохновение телу и душе. Как, впрочем, и повсюду в замке: яркие теплые тона гармонично смешивались друг с другом; каждый предмет мебели был устроен для удобства того, кто им пользовался, и одновременно гармонично дополнял обстановку помещения.
Камилла в восхищении говорила себе, что хозяин этих мест, имевший столько причин сетовать на жизнь, напротив, устроил так, что все в этом уголке дышало радостью бытия. Она с восхищением думала, что впервые сталкивается с таким теплым, живым почитанием ушедшего из жизни человека, со столь трогательной заботой о постоянном поддержании памяти о нем.
Если бы не смерть, то маркиз до сих пор бы выказывал своей жене высочайшие знаки любви; Камилла в первый раз стала свидетелем столь сильного и большого чувства, и это взволновало ее.
Она взглянула на Филиппа; он сидел к ней в профиль. Ничто не говорило о том, что он когда-либо был влюблен; казалось, он был холоден как камень. Но как он, выросший в атмосфере столь возвышенной любви, мог оставаться таким равнодушным к сердечным делам? Сама того не замечая, она тяжело вздохнула, и оба мужчины тотчас же обернулись в ее сторону.