Единорог и три короны
Шрифт:
Филипп преграждал путь к единственному выходу, и деваться Камилле было некуда. Она ринулась к двери с решимостью, продиктованной отчаянием, однако шевалье грубо схватил ее за шею и повалил на стол, даже не потрудившись смахнуть на пол приготовленные для посетителей блюда. Камилла, придавленная к салатам и куриным крылышкам, не совсем кстати подумала, что было бы жаль испортить такую вкусную еду, — но неуместная мысль быстро исчезла, уступив место совсем другим опасениям. Пальцы Филиппа сдавливали ей горло, и она, задыхаясь, услышала, как он с ненавистью прохрипел:
— Значит,
От него пахло вином, и она с ужасом поняла, что сейчас все доводы рассудка бессильны, — в этом состоянии словами его не пронять. Сейчас может случиться самое страшное!
Она попыталась оттолкнуть его, стала царапаться и отбиваться. Но он развел ей руки в стороны и навалился на нее всем телом. Стол зашатался под ними, и они очутились на полу. К счастью для Камиллы, салат и куры смягчили удар при падении, однако насильник и не помышлял о том, чтобы отпустить ее, — напротив, еще крепче обхватил свою жертву.
Лицо офицера было искажено ненавистью. Заведя ей руки назад, он впился губами в ее рот — но это был не поцелуй, а лишь грубое подобие. Затем резко рванул тонкий корсаж, и Камилла застонала от боли — один из шнурков впился ей в шею.
— Заткнись! — прорычал Филипп, прикусывая ее губы зубами.
Охваченная безумным страхом, она ощутила сильную руку на своей груди, потом грубая ладонь скользнула вниз, к бедрам… Он рывком задрал ей юбку, и она вскрикнула, думая, что погибла.
В ту же секунду раздался грохот разбитого кувшина, и глиняные осколки посыпались ей на лицо. Шевалье обмяк и застыл неподвижно, по-прежнему придавливая своим телом Камиллу, а та из-за его плеча увидела Пьера, в руках у которого осталась только ручка от кувшина.
— Скорее, Камилла, бежим отсюда! — поспешно проговорил карлик, помогая своей молочной сестре выбраться из-под Филиппа. — Экая тяжелая скотина! Живо лезь в это слуховое окно…
В закрытую дверь уже барабанили снаружи, но девушка все не могла решиться — ухватившись за плечо Пьера, она с отчаянием смотрела на шевалье, неподвижно лежавшего на полу.
— Надеюсь, ты не убил его? — спросила она.
— Убьешь такого! Я заметил, что у всех негодяев очень крепкие головы. Поторапливайся, если не хочешь других неприятностей!
Она с трудом пролезла в оконце — именно этим путем воспользовался Пьер, чтобы спасти ее в самую критическую минуту. Оказавшись на улице, они со всех ног бросились бежать, отталкивая зазевавшихся прохожих. Камилла на бегу пыталась прикрыть грудь обрывками корсажа, и всю дорогу ее преследовал запах жареных кур.
Наконец показался дворец графа де Ферриньи, и Камилла с Пьером, задыхаясь, юркнули в дом.
19
Камилла никак не могла оправиться после нападения. Временами она начинала дрожать и судорожно сглатывала слюну. Один из слуг, узнав Пьера, проводил их в гостиную, где им пришлось ждать графа, за которым послали в королевский дворец.
Девушка забилась в кресло, поджав под себя ноги. Перед ее взором по-прежнему стояло искаженное лицо
Однако, к своему удивлению, она не испытывала никакой злобы к шевалье д’Амбремону. Сальные взгляды и липкие руки посетителей таверны вызывали у нее отвращение, а вот Филиппу она готова была простить этот грубый напор, нисколько не чувствуя себя оскорбленной или обесчещенной. Угнетал ее лишь всплеск ненависти — она содрогалась, вспоминая мстительный блеск его глаз.
Внезапно ее охватили гнев и отчаяние. Почему так неудачно складываются их отношения? Он ничего не знал о ней, подозревал во лжи и судил обо всем со своей колокольни. Сегодня он опять появился совсем не вовремя. Камилле нужно было еще два-три дня, чтобы закончить расследование и обнаружить вожака заговора. А Филипп влез не в свое дело и все испортил — за это она злилась на него. Какой же он настырный и докучный! Заговорщикам стоило бы вознаградить его, поскольку он оказал им бесценную услугу!
Нехотя ей пришлось признать, что своим поведением Филипп изрядно подмочил репутацию безупречного дворянина. Он казался ей идеальным рыцарем. Конечно, он и в крепости бывал грубоват, но к этому обязывало его поручение короля, а ремесло тюремщика не нравилось шевалье — этого нельзя было не заметить. Ведь она тоже вела себя вызывающе и сама во многих случаях была виновата — ей нравилось поддразнивать юношу.
Однако в таверне ситуация была иной. Ничто не заставляло молодого офицера прибегнуть к грубой силе — он поддался чувству личной мести и проявил при этом непростительную разнузданность. В определенном смысле девушка была согласна проявить снисходительность, но дворянину не подобает опускаться до такой мерзости, как изнасилование. Она была разочарована тем, что шевалье д’Амбремон оказался способным совершить низкий поступок.
Внезапно она вспомнила большое безжизненное тело, лежащее на полу кухни, и сердце ее сжалось.
«Надеюсь, Пьер ударил не слишком сильно», — с тревогой подумала она.
Естественно, нечего и помышлять о том, чтобы вернуться в таверну. Когда офицера королевской гвардии найдут, поднимется страшный шум… Наверняка всех посетителей таверны будут допрашивать. А ведь Камилла и ее друзья так старались не привлекать к себе внимания, чтобы не спугнуть заговорщиков. Теперь негодяям станет ясно, в чем дело, если только…
Если только молодой офицер, очнувшись, не пожелает сохранить происшедшее в тайне и договориться с хозяином таверны — это было бы в интересах обоих. К чему Филиппу признаваться, что его оглушила женщина, которую он пытался изнасиловать? Положение кабатчика также было незавидным — хороша таверна, где официантки бьют по голове блестящего дворянина!
Как бы то ни было, теперь оставалось только ждать в надежде захватить заговорщиков врасплох.
— Их надо немедленно арестовать! — бросила она так резко, что Пьер вздрогнул.