Единственная для невольника

Новикова Татьяна О.

Никто не знает, что будет завтра. Но сегодня, сейчас нет никого и ничего важнее, чем этот мужчина. Пусть мы разойдемся по разным спальням, но до самого утра губы будет жечь от поцелуев, а на коже останется запах его тела.

Что это, если не любовь?..

Глава 18. Пламя сердец

Этим утром я проснулась от того, что кто-то раздвинул шторы, впустив в спальню солнечный свет. Как же ярко! Невыносимо! Пришлось накрыться с головой подушкой, потому что глаза слипались, и

в голове гудело от бессонной, тревожной ночи.

— Поднимайся, лежебока! — Ольга запрыгнула с разбега на мою кровать, чуть не угодив локтем мне в живот. — Папа говорит, что много спят только лентяи!

— Угу-у-у. Ещё полчаса, и встану…

Отвернулась к стене, натянув одеяло до подбородка.

— Ты же боевой маг! — Сестренка трясла меня за все конечности разом. — Правильные боевые маги по утрам сражаются со злодеями!

— Значит, я неправильный боевой маг! Дай, пожалуйста, поспать, — застонала я.

— Алиса, а расскажи про Стьена, — вдруг попросила Олли, ткнувшись носом мне в шею. — Он хороший?

— Замечательный, — я улыбнулась и подмяла сестренку, не позволяя той дрыгаться. — Мне невероятно повезло повстречать его и сделать своим хранителем.

— Ты его любишь?

Вопрос, такой простой и бесхитростный, заставил меня глубоко задуматься.

Люблю, конечно же. Но нужно ли знать сестре эти вещи? Не слишком ли она мала для «взрослых» историй?

Впрочем, оказалось, что скрывать уже бесполезно.

— Я слышала утром, как папа рассказывал маме, что вы любите друг друга, — поделилась она шепотом, — а мама повторяла: «Вздор! Вздор!» Но они выгнали меня, когда узнали, что я подслушиваю под дверью.

Ох, боги…

Глупо было ожидать, что родители останутся горды моим выбором. Папа ничего не успел сказать. Хоть он и изобразил равнодушие перед мистером Оуэ, но сомневаюсь в искренности его слов. Мама и вовсе не догадывалась о связи между мною и моим хранителем.

Я надеялась сообщить им сама, подвести к этому разговору плавно, когда они чуть лучше узнают Стьена.

Но карты судьбы легли иначе.

— Так любишь или нет?

— Люблю, — ответила твердо.

— Хочу однажды тоже влюбиться! — Олли спрыгнула на пол и закружила подушку в вальсе. — Чтобы он был самый-самый красивый и всегда разрешал мне есть конфеты!

— Так и будет. — Я лениво поднялась, потрепала сестру за косу. — Малышка, ты непременно влюбишься, обещаю.

Она долго ещё носилась под ногами, перебирая мою косметику, рассматривая платья и тараторя о том, что когда-нибудь выйдет замуж, и её избранник будет великим магом. Самым сильным во всей стране.

Я только грустно улыбалась, вспоминая свои детские мечты.

Всё валилось из рук. Мысли путались. Предчувствие неприятного, тяжелого разговора сдавливало грудную клетку. Я натянула домашний костюм из плотных брюк и рубашки с коротким рукавом. М-да, свисает как с огородного пугала, хотя раньше сидел впритык.

Осмотрела себя, отмечая, что под глазами чернеют

синяки, а нос чуть искривлен, и теперь моё лицо как будто перекошено. Скулы выдаются, и кожа обветрена.

Может быть, мужчин красят шрамы, но женщин они делают несчастными.

Ладно, не будем о грустном. Ничего не сломала, жива-здорова, и на том спасибо.

Вскоре я стучалась в дверь родительской спальни. Безответно. Выждала ради приличия несколько секунд и заглянула внутрь.

— Я войду?

Мама причесывалась перед зеркалом и будто бы не сразу обратила на меня внимание. Она долго глядела на свое отражение, перебирая тяжелые пряди гребнем. Её рыжие волосы струились по плечам. Во взгляде застыло разочарование.

В комнате пахло садовыми розами, и алые бутоны выглядывали из окна. Они росли прямо под окнами спальни. Помню, как в детстве сидела на подоконнике и трогала пальцами колючки, а мама ругалась: «Сейчас свалишься!»

Давно это было.

— Мам…

Перешагнула порог и застыла как напортачившая девочка, не знающая, куда себя деть. Теребя завязки штанов, думала, как начать разговор.

— Ты собиралась мне сказать? — спросила она сухо, не оборачиваясь, но следя за мной через зеркало.

— Разумеется, — безошибочно поняла, о чем речь.

— И что? Неужели между вами что-то есть? — Мама отложила гребень, стиснула зубы. — Он твой раб. Как же я была права, когда не хотела покупать этого человека! Как чувствовала, что он тебя одурачит!

— Мам, выслушай. Мы любим друг друга.

Усевшись на пол у маминых ног, я рассказала ей всё до последнего слова. Не утаила ничего. Ни единой мелочи.

Если любить мужчину, то почему обязательно свободного? Разве важно, что скрывается в его прошлом? Зачем судить человека по клейму, что было поставлено на нем кем-то другим.

Мы все совершали ошибки, но Стьен не выбирал быть рабом, как не выбирал и проклятие. Он выдержал нечеловеческие испытания, чтобы однажды мы смогли встретиться. Справился. Выстоял. Не сломался.

Это далось ему нелегко. Страхи не исчезли бесследно. Стьен до сих пор вздрагивает, когда его пытается коснуться кто-то другой. Ко мне он привык, но тело не забыло боли.

Говорят, что любят не за что-то конкретное, а вопреки всему. Только не я. Я люблю этого мужчину за каждый его шрам, за каждый взгляд из-под опущенных ресниц, за каждую морщинку на лице.

— Он бы отдал ради меня жизнь, — сказала я грустно. — Неужели есть что-то важнее этого?

— А если дети?.. — мама поджала губы. — Неужели ты собираешься рожать от… раба?

Она даже слово это произнесла с каким-то особым оттенком. Вроде бы без презрения, но с гадливостью.

— Мам, какие дети? — Я нервно дернула плечом, с которого сползала шелковая ткань. — Я не планировала осесть в поместье и не планировала рожать. По крайней мере, в ближайшие годы. Но не переживай. Я буду пить необходимые травы. Ничего не получится без нашего на то желания.