Единственная для темного эльфа 3
Шрифт:
Вздрогнула, но лишь сильнее стиснула зубы и слегка нахмурила бровки в решительности. Конечно, он узнает. Он обязательно узнает об этом! И, быть может, это изменит столь многое в их жизни…
— А Геррион в курсе?..
Мари неловко перевела взгляд на отца, на мгновение забывшись и не заметив, что демонстрирует ему все эмоции на лице. Стало еще более неловко, ведь для этого эльфа хотелось быть идеальной во всем. Тарувиэль не должен разочаровываться, что некогда назвал ее своей дочерью и привел во дворец.
— Понятно, — кивнул эльф, поднимаясь. — Не
— Вы… — протянула она опасливо, но ответ заранее прочла в его взгляде. — Вы хотите идти к нему сейчас.
Констатировала факт. Тарувиэль кивнул, отступая, всем видом демонстрируя, что дает ей время привести себя в порядок: убрать следы невысказанных чувств на лице, придать блеска взгляду, унять душевную бурю.
Спорить бессмысленно. Просить время для себя тоже — вопрос действительно важный, нельзя его игнорировать. Чем раньше она признается ему, тем скорее… все может измениться для них. В лучшую или худшую сторону, Мари пока думать не хотела. Желала только верить, что признание, что она сделает сегодня перед любимым мужчиной, заставит его перевернуть ради нее мир.
— Я пойду с тобой. Ты не одна, девочка, запомни, — раздался голос за спиной, придавая уверенности, заставляя вспомнить, как дышать.
Поднявшись и гордо выпрямив спину, приподняв голову, как велено достойным придворным леди, и сложив руки кистями крест-на-крест, Мари сделала первый шаг навстречу переменам. Как славно, что руку ей в этот момент подал самый надежный оплот из всех, что мог сейчас для нее существовать.
По коридору она тоже шествовала достойно, ни единым движением не позволяя окружающим понять ее волнение. Встречающиеся кланялись ее отцу, ей, учтиво интересовались здоровьем, ведь совсем недавно весь двор знал о ее внезапном недуге.
Недуге… подарившим ей надежду и шанс на жизнь, на счастье рядом с любимым.
Заветные двери кабинета оказались совсем близко. Лишь здесь Тарувиэль позволил себе обогнать дочь, чтобы первым принять приветствие Саверия — доверенного лица и верного друга наследного принца.
— Внутри Его Величество, Ваша Светлость, — счел уместным предупредить жрец, без промедления кивнув в легком поклоне светловолосой красавице.
— Что ж… — светлый эльф глубоко вздохнул, сохраняя спокойствие, которому можно только завидовать. — Значит, так тому и быть. Лучше раньше, чем поздно. Идем, Мари.
Атмосфера, открывшаяся в знакомом кирпично-красном кабинете принца, насторожила. В привычном для принца месте — за большим деревянным рабочим столом — расположился сам император, а вот на ковре перед ним, крепко сжав руки в кулаки, спиной к двери, стоял Геррион.
Первое, вместе с тем, и последнее, что нанесшие визит услышали, были странные слова хмурого Его Величества Ангора:
—…с Саверием верни ее домой.
88. Без права на ошибку
88. Без права на ошибку
Вторые сутки как в бреду. Первый день словно в тумане, не могу вспомнить, что делала,
Помню руки заботливые, мерные покачивания и тихий успокаивающий голос. Мы не успели толком познакомиться, а я уже создала столько проблем. Заставила нянчиться с собой из-за тупого женского сердца. На что я надеялась? В сказку попала? Любви до гроба захотела? Почитательница розовых очков, неужто мамина история ничему не научила?
Хотелось в бессознательное провалиться, лить слезы и жалеть себя. Дикое пугающее ощущение одиночества облизывало мою оголенную душу шершавым языком, причиняя столько боли, что не удивлюсь, если действительно плакала во сне… Соображать перестала, но кто-то все также находился рядом, легонько гладил и шептал что-то убаюкивающее. Сон?
Однако сегодня я решила взять себя в руки. Время страданий окончено, пора отряхнуться и смотреть вперед. Если я Ему больше не нужна, то нужна себе. Кто бы от меня не отвернулся, я всегда буду на своей стороне. Я не одна, у меня есть я…
— Больно тебе, да? Что болит? Скажи, я подую… — тоненький голосочек рядом привлекает к себе мое внимание. Я его даже узнаю, и теперь охотно открываю глаза, чтобы повернуться лицом к говорившей.
Большущие голубые глаза смотрят на меня с детским искренним беспокойством, а серьезное лицо совсем как у взрослой. Малышка лет семи держит в руках небольшое полотенчико, которым, вероятно, смачивала мой лоб все это время, пока я развлекалась глубоко в себе.
— Не-а, не болит, — нахожу в себе силы улыбнуться. — Ты все вылечила.
— Правда?! — восклицает радостно, и глаза ее становятся еще больше. Светлые кудряшки пружинят на плечах, накрепко приклеив ассоциацию с ангелочком в моей голове. — Ой, я так рада! Пойду папе расскажу!
И выскочила из крытой повозки, в которой мы сейчас и ехали. Вот оно, покачивание. Мы сейчас в дороге, а судя по освещению, в данный момент должно быть еще утро. Мягкое одеяло подо мной говорило о гостеприимстве со стороны тех, кто не прошел мимо, когда мне нужна была помощь, а это уже оказалось достойным того, чтобы ради этого чуточку повысить себе настроение.
Я проводила девчушку заинтересованным взглядом, не сдержав улыбки. Раненое сердце отозвалось болью в груди, но я сделала резкий вдох и задержала дыхание. Какая боль? О чем вы? Все в порядке.
— Очнулась? — повозка остановилась, и через пару секунд навес сместился в сторону, пропуская крепкого плечистого мужчину лет тридцати пяти на вид.
Его лицо я запомнила перед тем, как провалиться в обморок. Хах, слабачка. И запомнила, потому что именно под его аймана чуть не угодила. Судя по одежде и внешнему виду с легкой небритостью, почему-то подумала, что он очень работящий, а раз работящий, значит, и помладше может оказаться. Труд много сил забирает, а если еще и горести на плечи ложатся… Невольно глянула на ангелочка, и сердце вновь робко шевельнулось: а где ее мама?