Единственная для темного эльфа 3
Шрифт:
Дышать перестала, услышав то, что потрясло. Слова все разом из головы выветрились, едва значение поведанного им дошло до осознания. Дрожь по телу до кончиков пальцев заставила обнять себя, но не отвести взгляда от моего прекрасного в своем гневе темного эльфа.
— И я покорно жду, Ая, того момента, который ты обещала мне, — показалось, или даже волосы его каким-то мистическим лунным светом засияли?.. — Момента, где в спальне нашего дома отдашься мне навсегда. Перед богами примешь меня, как единственного мужчину, которого назовешь супругом. Признаешь меня своим мужем,
Сделать ни шагу не смогла. Завороженная, смотрела в алым пылающие глаза и понимала, что люблю. Люблю его нежным, заботливым, ласковым, но и таким — диким, разгневанным и прямолинейным. Не боюсь нисколько, даже если вот так, как сейчас, надо мной нависает.
— И для меня важнее, чтобы ты была ЖИВА, даже если будешь ненавидеть меня в ответ…
Кажется, и у самой внутри срывается какая-то пружина.
— Знаешь, что! — кажется, от переизбытка чувств даже на носочки встала. — С тобой, чтобы быть спокойной, надо начинать жрать дозвездушник, который растет, мать твою, прямо в поле! Вместе с гребаным корнем и землей, блин. Ты издеваешься?? Ну, почему ты всегда что-то умалчиваешь? Ты зад…
Наверное, не очень его интересовало, что он там меня «зад…», потому как в губы мои жадно впился, впервые с момента того спектакля в храме. Талию обвил, к себе прижав немного грубовато, но целуя нежно и страстно попеременно. И не отвечать на его страсть больше не смогла. Злилась на него, но целовала так же самозабвенно и искренне, как и он меня.
— Мало что из нашего прошлого помню, — бормотал он между поцелуями. — Но люблю тебя так сильно, что не узнаю себя!
— Разве так можно?
— В храме, — кусал он мои губы, следом зализывая укусы. — Ты отпустить меня была готова. Почему?
— Потому что знаю, что для тебя значит свобода.
Сквозь жадность страстных поцелуев, различаю, как руки сильные по телу блуждать начинают. И наша ссора закончится здесь, ибо мой мужчина ставит на ней точку. Плащ с себя сбрасывает на землю, порывисто, но осторожно, меня на него опрокинув.
— Нет, погоди!
97. Он пахнет лесом и оружием
97. Он пахнет лесом и оружием
— Нет, погоди! — но куда там.
Верхние пуговицы моей рубашки уже отлетели куда-то, а горячие губы с обжигающей страстью клеймили шею. Не справляясь с дыханием, пыталась поймать настойчивые руки своего дроу, но танк на ходу не остановишь.
— Не здесь, пожалуйста! Фалькониэль!
При свете дня, на открытом воздухе посреди леса, без магического покрова тишины… Я бы посчитала своего мужчину варваром или дикарем в данный момент, если бы собственное тело не отзывалось на его ласки.
— Мне жизненно необходимо соединиться с тобой, — забормотал негромко, а я почувствовала, что на теле на месте его поцелуев метки принадлежности зажигаются и угасают, активируясь. — Безумно к тебе тянет, я никогда ни
Глаза распахиваю, зашипеть готовая. Болезненный укол где-то в груди напомнил, что я далеко не единственная в его жизни. Сколько женщин было у него за почти три сотни лет? Я не должна придавать этому значение, но болезненное эхо уже прокатилось по нервным окончаниям, заставляя неосознанно выставить впереди себя руки в защитном жесте.
Мой эльф этого даже не заметил в пламени страстной лихорадки.
Рывком возвысился надо мной, от неожиданности заставив задержать дыхание и замереть. Услышал?
Нет! Уверенным движением мой алоокий дроу закинул мои ноги себе на плечо, отняв последнюю способность говорить, с огромной нежностью коснулся губами чуть ниже колена и… пуговка на моих джинсах со звоном куда-то выстрелила.
— Фалькониэль, остановись! — хотела уберечь последнее, что удерживает этот предмет одежды на бедрах, но руки эльфа безжалостно дернули меня на него, заставив чуть проехаться на плаще.
Растерялась и не уловила момент, когда, удобно перехватив ткань, он оголил желаемое.
— Нет! — дернулась я, но с досадой ощутила, что ноги спутаны джинсами, а прохладный воздух уже набросился на голую кожу. — Нас могут увидеть!
— Кто? — губы эльфа исказила предвкушающая улыбка, а горячие ладони ощутимо сжали бедра.
— Да хоть зайчик! Отпусти, кому говорю! — попыталась отцепить от себя длинные пальцы, переместившиеся куда их не ждали. — И я тебя еще не простила!
Ногами дернула, но сильная рука их удержала в то время, как пальцы другой осторожно начали готовить меня, по-видимому, к неизбежному, неумолимо проникая, заставляя выгнуться от столь необычной и такой жгучей позы. Только тихий смех послышался, когда попыталась освободиться. Его голодный взгляд блуждал от моего лица к груди, а сам он выжидал. Прижимался ближе, чтобы его чувствовала, а я за траву цеплялась, понимая, что сдалась.
В воздухе запахло дождем. Вскинула помутненные глаза к небу, когда дроу сдирал с меня мои путы, чтобы естественно расположиться и нежно огладить мои уже обнаженные ноги.
Где-то внутри стало очень тепло еще до того, как он ворвался и начал свои древние, как природа, движения, а с губ стали срываться стоны наслаждения вместо возгласов сопротивления вперемешку с возмущением. Все внутри приятно расходилось под его напором, а жар, охвативший наши тела, почти лишил меня разума.
Я так люблю тебя, что прощу тебе все.
— Пой для меня, девочка, — шепнул он между тихими стонами. — Дай мне знать, как тебе хорошо, моя нежность.
Да, да! Ты все-таки вспомнил… Мой сумасшедший страж продолжал любить меня прямо на земле.
И все же нереальные ощущения от близости с любимым мужчиной. Как сопротивляться, если любишь и хочешь полностью раствориться в нем?
Прохлада приближающегося весеннего вечера облизывала оголенные участки кожи, превращая ее в гусиную и создавая дикий контраст с градусом, возникшим между нашими сплетенными телами. В дроу боролись между собой страсть и нежность, а я сгорала и от одного, и от другого.