Единственная дочь
Шрифт:
Когда после работы она вышла из автобуса, небо было черным, воздух по-прежнему тяжелым и душным. В ее районе всегда тихо, когда она поздно возвращается с работы домой. А вот если прогуляться ночью в окрестностях дома Лиззи, то можно почувствовать, как улицы дышат – повсюду светящиеся фонари, окна нараспашку, люди смеются, музыка играет. Из открытых дверей с москитными сетками гостеприимно пахнет горячим ужином.
В районе у Бек все плотно задергивают шторы, так что по краям виднеется только голубое свечение от телевизоров.
Она не могла дождаться,
По крайней мере, она об этом мечтала. Но тогда это должна быть чья-то другая семья. Не ее.
Поднимаясь по холму на свою улицу, она почувствовала боль в мышцах. Это была длинная смена. Эллен на нее рассердилась; она все-таки опоздала на десять минут. Взглянув на свое отражение в нержавеющей стали, увидела потекший макияж и вьющиеся волосы. Сделать ничего было нельзя. Сидя в окне «Макдрайва», она чувствовала, как горят предплечья; она даже не нанесла солнцезащитный крем.
Медленно подкрадывалось ощущение, что день Страшного суда уже наступил. Это когда от усталости кажется, что все идет не так. Она старалась не думать о Люке. Иначе начнет разбирать их разговоры; переживать. Осознает, что она ему вовсе не нравится, что она была такой дурой и все смеялись над ней.
Она медленно приближалась к своему дому. Стояла кромешная тьма. Ни в одном окне не горел свет.
3
2014 год
Светодиодная трубка вспыхивает белым светом на густо-черном фоне. Я снова закрываю глаза. Слишком ярко. Мое горло пересохло, в голове пульсирует боль. Со стоном я тру глаза. Что-то задевает мою щеку. Моргая, чтобы сфокусировать взгляд, я смотрю на запястье. На нем висит пластиковый больничный браслет с надписью жирным шрифтом: Винтер, Ребекка. Неуверенно оглядываясь по сторонам, я замечаю вчерашнего полицейского, который спит на стуле перед кроватью.
О господи. Это будет намного труднее, чем я думала.
Когда я стояла в том темном туалете, холод, страх и усталость казались большим из двух зол. Но сейчас, очнувшись в больничной кровати, с сонным полицейским, блокирующим дверь, я понимаю, что, наверное, совершила ошибку. По глупости я решила, что просто смогу начать новую жизнь, что это будет так легко.
В комнате тихо. Слышны только сопение полицейского и приглушенный разговор где-то в соседней палате. Справа от меня окно. Возможно, у меня получится.
Я приподнимаюсь и сажусь в кровати, как можно тише. Моя рука перевязана и пахнет антисептиком, но почти не болит. Видимо, благодаря содержимому капельницы, присоединенной к моей кисти. Взглянув вниз, я замечаю, что на мне одна лишь тонкая больничная рубашка и нижнее белье. Кто-то раздел меня. Я чуть было не рассмеялась – сколько раз я просыпалась в чужой постели без одежды?
Полицейский громко всхрапывает и будит
– Бек, – говорит он, протирая глаза и улыбаясь.
Я смотрю на него. Прошмыгнуть в ту дверь уже не получится.
– Ты меня помнишь? Я Винсент Андополис. – Он внимательно смотрит на меня. Все происходит слишком быстро. Я понятия не имею, что ему ответить.
– Смутно. – Мой голос все еще хриплый: спросонья и из-за обезболивающих. Лучше ничего не усложнять, пока я не выясню, что же, черт побери, мне делать.
Разумеется, я помню его. Это следователь, занимающийся пропавшими без вести, который назвал обоих моих полицейских-шоферов «недоумками». Мне не удалось как следует рассмотреть его вчера; в холодном, стерильном больничном свете он выглядит по-другому. Серые глаза и широкие плечи намекают на привлекательного мужчину, каким он когда-то был, но под рубашкой торчит внушительный живот, а волосы основательно поседели.
– Вы провели здесь всю ночь? – спрашиваю я.
– Не мог же я допустить, чтобы ты снова исчезла. Твоя мама готова судиться с нами, – говорит он, криво улыбаясь. – Как ты себя чувствуешь? – Он кивает на мою руку.
– В порядке, – отвечаю я, хотя она болезненно пульсирует, потом замечаю небольшую стопку вещей на стуле рядом. Он следит за моим взглядом.
– Твои родители беседуют с моим коллегой. – Он прочищает горло. – Нам еще нужно закончить пару процедур, прежде чем вы сможете воссоединиться.
На стуле лежат аккуратно сложенные пижамные штаны, футболка и нижнее белье, сверху расческа.
– Они уже были здесь? – Наверняка нет.
– Они не могли до конца поверить, пока не увидели тебя.
У меня кружится голова. Они были в палате. Смотрели, как я сплю. И все равно верят, что я их дочь. Наверное, синяк на моем лице подействовал и на них тоже. Самое серьезное препятствие преодолено, а я даже не приходила в сознание. Я не могу сдержать улыбку. Андополис улыбается в ответ.
– Должен сказать тебе правду, Бек. Я невероятно счастлив видеть тебя. Это настоящее чудо.
Чудо. Какой идиот. Как этот парень может быть следователем и заниматься розыском без вести пропавших? Паника, охватившая меня несколько секунд назад, отступает. Возможно, все получится.
– Это чудо, – повторяю я, расплываясь в притворной улыбке.
Он ничего не говорит, только пялится на меня. Наверное, думает, что это какой-то особый для меня момент.
– Когда я смогу выйти отсюда? – спрашиваю я.
– Возможно, к вечеру. Мы только должны уладить кое-какие формальности, и ты можешь ехать домой.
– Какие, например?
– Ну, у нас есть к тебе несколько вопросов. Потом тебя еще обследуют, чтобы убедиться, что ты здорова.
Я стараюсь не подавать виду. Я в полной жопе.
Он достает из кармана записную книжку.
– Согласно информации, которую я получил от полиции Нового Южного Уэльса, ты утверждаешь, что тебя похитили.
Я киваю. Чем меньше я скажу, тем лучше, по крайней мере, пока не выясню, что мне, черт возьми, делать.