Единственная из чужой Вселенной
Шрифт:
Прочь от дурных новостей. От всего, что расстроило девушек. Мы с Сэлом покажем им то, чему можно радоваться в нашем мире, на что хочется любоваться, не переставая.
В коридоре голосила Даритта. Она сидела прямо на полу, как маленькая и сотрясалась от рыданий, и всхлипывала.
«Мама».. «Мама»… «Мама».
Единственное, что разобрал мой лингви-диск из ее причитаний.
Наверное, даже Сэл понимал свою единственную хуже меня. Мама умерла, когда мне исполнилось сто с небольшим. Но я помню это ощущение. Словно от моего мира,
Она летала на планере и попала в воздушный вихрь. Они иногда выстреливают возле гор унгов. Говорят виной всему схлестывание каких-то воздушных потоков — горячих с холодными или наоборот. Я не силен в метеорологии. Могу сказать лишь, что неделю я не верил, не хотел верить в гибель мамы.
Даже после опознания — отец послал туда нас с Силом. У самого не хватило духа. Великий и ужасный Малькольд, гроза борцов эн-бо, проблема соседей, на месяц заперся в своих покоях. Страной правил.
Но впускал к себе лишь советника.
Я же, как глупый мальчишка, все ждал, что в замке раздадутся тихие мамины шаги. Что она будет ломиться к отцу, как всегда делала, когда он прятал свои переживания за дверью рабочего кабинета.
Придет ко мне, рассказать, какой Малькольд невыносимый, но любимый муж.
Я ждал, что она придет на завтрак. Как всегда слегка опоздав, войдет в столовую, оставив за собой шлейф запаха полевых цветов. Мама очень любила такие духи. Что опустится рядом с отцом и мило парирует его гневный взгляд своей любимой фразой:
— Мы все не ангелы, Малькольд. Особенно ты. Должны же быть и у меня недостатки, чтобы мириться с твоими… Чтобы тебя любить. Чтобы жить с тобой.
И отец затихнет, спрячет смущенную улыбку в уголках губ. И осторожно, под столом возьмет ее за руку.
Он очень любил маму. И после ее смерти общение с Малькольдом превратилось в пытку. Тогда-то и расцвели пышным цветом его претензии ко мне, к Силу. Он ронял их и раньше. Но как-то вскользь, между делом, не зло, скорее, с грустной усмешкой.
Не размазывал нас по стенке, как нынче, скорее сетовал, жаловался на несбывшиеся надежды.
Казалось, все самое темное, самое злое вырвалось из глубин его души, когда мама погибла.
Сэл суетился вокруг Даритты — уговаривал, умолял, обнимал. Он все делал не так и не то. Не понимал, как неуместны, как вредны слова утешения тогда, когда утешения нет и быть не может.
Я покачал головой, привлекая внимание нийлансца.
— Подними ее и несем в их покои, — скорее попросил, чем скомандовал.
Но Сэл вскочил и подчинился мне как своему королю.
И мы зашагали в ногу, неся единственных, как самое ценное в этом мире.
За всю дорогу до покоев девушек, они не проронили ни слова. Даритта всхлипывала, а Изелейна словно впала в оцепенение. Нет! Так не пойдет!
У дверей в комнаты полукровок Сэл замешкался, и я
Осторожно посадил единственную на кровать и присел у ее ног, как тогда, после несчастной драки с фанатиками. Нийлансец последовал моему примеру, словно инстинктивно, без объяснений понимал — зачем и почему я действую именно так.
Даритта откинулась на спинку дивана, Изелейна подалась вперед — ее глаза засияли. Вспомнила, ощутила, восприняла послание моей ауры.
Я задышал снова, кивнул единственной, дотронулся до уха с лингви-диском. Она слабо улыбнулась — воспоминания доставили Изелейне немного приятных минут, и это стало моей маленькой, но уверенной победой.
Стихли причитания и всхипывания Даритты.
Изелейна обернулась к подруге и погладила ее по плечу — ласково, почти по-матерински.
— Мы ничего не можем поделать, малышка, — сказала так, что у меня защемило сердце. — Мы можем часами изводить себя. Но ничего ведь не изменится, верно?
Даритта посмотрела на Изелейну непонятным, долгим взглядом, тихо всхлипнула в последний раз и замерла.
— Ребята, мы можем чем-то занять себя? Чтобы не думать и отвлечься? — единственная обращалась к нам обоим, но смотрела на меня. Тепло заструилось в животе, слабые спазмы напомнили о том, что взросление еще не закончилось.
— Я хотел свозить вас сначала к морю, а затем в горы. Или в другом порядке. Как вам покажется интересней, — поделился я собственными планами.
Даритта откинулась на спинку дивана и смотрела на Изелейну, как на богиню. Даже не так, скорее, как на потерянную родственницу — единственную, кто у нее остался.
— Даритта? Тебе не понравились идеи Мея? — Сэл совсем не понял реакции девушки, маленький он еще все-таки, неопытный.
— Все хорошо, Сэл, — обратилась к нийлансцу Изелейна. — Даритта всхлипнула, шмыгнула и продолжала молча смотреть на подругу, не удостоив Сэла даже мимолетным взглядом.
— Даритта? — тихо, нервно ее окликнул нийлансец, и голос его дрогнул. Я понимал Сэла — он подумал, что девушка специально не отвечает, не смотрит в глаза, отворачивается. Решил, что испытания отрезвили Даритту, оттолкнули от неведомых существ с зеленой кожей и странной физиологией. Скулы нийлансца заострились, губы дрогнули, вытянулись в жесткую линию. Господи! Как мне все это знакомо!
Когда-то я пережил все это с Миленой, прошел все круги ада отверженного, не любимого. С той лишь разницей, что у меня не было ни единого шанса не только завоевать ее, даже объясниться понормальному.
Я не знал, как исправить положение. Сэл нервно теребил шаровары, и не мигая сверлил Даритту, взглядом, полным ожидания и просьбы. Девушка же не могла, не находила сил что-то ответить. Глубокий вздох Изелейны разорвал тяжелую тишину — она нависла над нами и все больше давила. Я растерялся, но внезапно взгляд единственной — с молчаливой мольбой помочь ей все уладить придал новых сил.