Единственная наследница
Шрифт:
– Мне не разрешают разговаривать с незнакомцами на улице, – тем не менее сказала она.
– А разве мы не знакомы? – весело удивился Немезио. – Я даже вашу мамочку знаю. Правда, она, похоже, не жалует меня.
Мария засмеялась, вспомнив вчерашнее. Ей было весело, и все это казалось очень забавным теперь. Она едва удержалась, чтобы не покружиться, как девочка, которой хочется показать свое новое платье, развевающееся колоколом, и длинные волосы на ветру. Это было легкое ситцевое платье, очень простое, в широкую синюю и белую
Они шли, не чувствуя времени, ничего не замечая вокруг; им казалось, мостовая движется, как река, а они неподвижны, шагая рядом, обмениваясь взглядами, брошенными украдкой, и время от времени касаясь друг друга плечами.
– А кстати, – спросила Мария, обнаружив в себе неожиданную смелость, – как вы узнали, что я живу на корсо Верчелли и хожу на работу по этой улице?
– Это секрет, – прошептал он, приложив палец к губам.
– А куда мы идем? – удивилась Мария, заметив, что уже несколько минут идет совсем не по той улице, которая вела в шляпный магазин.
– Ко мне домой. – Он был ласков и нежен, он внушал ей доверие, и она ничуть не боялась его.
– Вы шутите, – сказала она, – я ведь понимаю, что вы шутите. А как кончилось дело вчера с тем великаном?
– Думаю, что после вчерашнего он еще не пришел в себя, – ответил Немезио легкомысленным тоном, не собираясь хвастаться своей победой.
– Он был втрое больше вас, – удивленно заметила девушка.
– Великий Голиаф тоже был втрое больше маленького Давида, – объяснил он, доверительно беря ее под руку.
У него всегда был ответ наготове, и это ужасно нравилось ей – иначе как она могла объяснить себе, отчего это она невольно следует за ним, хотя ей нужно совсем в другую сторону.
– Мне пора возвращаться, иначе я опоздаю на работу, – с некоторым сожалением извинилась она.
– Нет, Мария, ты не ошиблась дорогой. Погуляем еще немного. – Он назвал ее по имени, и в его устах это прозвучало, как ласка. – Мария, красивая, прелестная Мария – ты не могла носить другое имя! – Он ласкал ее голосом и взглядом, он нежно жал ее руку, а она делала вид, что не замечает, потому что уже не могла противиться ему.
– Но кто ты сам, акробат? – пробормотала девушка. От волнения ноги у нее дрожали, но она следовала против воли за ним.
– Я мужчина, который ждал тебя. А ты женщина, которую судьба предназначила мне.
Трамваи, автомобили, люди, витрины были только разноцветным и беспорядочным фоном, на котором, словно фотоснимки, отражались их лица, их профили, их стройные фигуры, неразрывно слитые вместе.
– Куда ты меня ведешь, Немезио? – Она спрашивала не для того, чтобы воспротивиться, даже не для того, чтобы знать: она спрашивала, чтобы просто спросить, чтобы слышать свой голос и его, отвечающий на ее вопросы. Она почти повисла на его руке и позволила реке счастья нести себя.
– Я женюсь на тебе, Мария, –
– Когда? – спросила она, уже не удивляясь.
– Сейчас же. – Они поднимались по лестнице какого-то старого дома, а она и не заметила, как вошли в подъезд.
Они остановились на площадке второго этажа, и Немезио отпер ключом дверь. Потом он взял Марию на руки и, толкнув дверь ногой, вошел в бедную меблированную комнату, обстановку которой Мария не видела, потому что от сладкого ужаса буквально потеряла себя.
– Ты меня любишь? – замирающим шепотом спросила она.
– Да, – целуя ее, ответил он.
– Я верю тебе, – сказала она, уже лежа на постели. – Я верю тебе…
– Ты должна мне верить – я твой муж.
Он снял с нее платье и все остальное так естественно и спокойно, что она даже не успела испугаться.
– А хорошо ли то, что мы делаем? – спросила она, но было поздно, она уже была в его крепких объятиях.
– Ты моя, – сказал он.
И их обнаженные тела без стыда слились в одно целое, охваченные всепроникающим ослепительным наслаждением.
– Что это было? – спросила она, словно возвращаясь из иного мира. – Что это было, Немезио?..
– Любовь.
– Зачем же возвращаться? – сказала она. – Зачем возвращаться оттуда?..
– У нас много билетов туда и обратно – столько, сколько продлится молодость, – целуя, утешил он ее.
– Наша молодость, – повторила Мария. Она положила свою красивую голову ему на грудь, он гладил ее волосы и плечи.
Прошли часы, но они этого не замечали – время не существовало для них. Неожиданно Мария вскочила.
– О господи, наверное, уже полдень! – Солнце проникало сквозь опущенные жалюзи, обещая на улице настоящий зной.
Парень взял с ночного столика часы.
– Без пяти двенадцать, – сказал он.
– Я должна вернуться к матери, – сказала Мария, – а то она будет беспокоиться. Я скажу ей, что уезжаю с тобой.
Немезио обнял ее и поцеловал с благодарностью.
– Мама, я выхожу замуж за этого человека, – держа Немезио за руку, сказала Мария.
Вера оперлась о стул, чтобы не упасть. Они были в кухне, летнее солнце лилось через распахнутое окно, голоса играющих детей доносились со двора. Большая радужная муха билась между стеклом и кружевной занавеской в упорной, но тщетной попытке вырваться.
– Сядем и поговорим, – овладев собой, произнесла Вера и тяжело опустилась на стул.
Она часто воображала себе своего будущего зятя, положительного, работящего парня из хорошей семьи, уважающего обычаи и законы, а вместо этого ей приходится иметь дело с акробатом, наглым циркачом, бесстыдным развратником, который, не задумавшись ни на минуту, завтра на площади или в какой-нибудь деревне обольстит другую такую же дуру, как ее дочь.
– Ты не хочешь меня побить? – удивилась Мария. – Или надавать пощечин?