Единственная
Шрифт:
Несколько минут они ехали молча, наблюдая, как Руфес носится вокруг, гоняясь за бабочками и кроликами. Наконец Идеи сказала:
— Ты действительно был бы не против поехать со мной?
— Нет, но я все равно думаю, что тебе опасно находиться в «Белой горе».
— Мне уже приходилось там бывать с отцом и доктором Торресом.
— По крайней мере, ты понимаешь, что нуждаешься, в защите, — сказал он мрачно. — Апачи неодобрительно относятся к лекарствам белых.
— Что ж странного. Ведь их убивают болезни белых, — ответила она, вглядываясь в его красивый темный профиль. — Ведь это же твои соплеменники, Волк. Неужели тебе безразлично,
— Апачи — не мои соплеменники, так же, как и белые. Я ничей, Иден. — В голосе его слышался упрек, но он не глядел на нее.
Глаза Иден расширились от боли, которую вызвал его злой тон, но она тут же поняла, что его упрек обращен внутрь, а не ей.
— Расскажи мне о твоей жизни. Волк, — просто попросила она.
Он резко повернулся к ней и утонул в этих золотых глазах.
— Первые семь лет жизни я провел среди кибеков. Мой белый отец был бродягой, который торговал с индейцами и воспользовался благосклонностью глупенькой юной девственницы.
В то же мгновение, как он сказал это, ему захотелось взять слова назад. Сожаление охватило его при виде потрясенного взгляда ее глаз.
— Иден… моя мать… То, что с ней случилось, не имеет ничего общего с… Я не имел в виду…
— Все нормально. Волк. Я знаю, что ты хотел сказать. Пожалуйста, рассказывай, что было дальше. Ведь ты вырос не как апач, а как белый. Должно быть, отец забрал тебя. — Она видела, как он внутренне борется с собой, но все же продолжил.
— Она умерла зимой, когда мне исполнилось семь лет. Кстати сказать, именно от оспы. Все небольшие семьи, кочующие вдоль границы Аризона — Сонора, к тому времени уже здорово пострадали. И буквально умирали от голода. Однажды вечером в лагерь приехал отец. Я три года не видел его.
— Ты узнал его?
Иден и представить себе не могла, чтобы отец бросил ее или другого своего ребенка, независимо от взаимоотношений с матерью.
Он пожал плечами.
— Да я и не знаю. Может быть, просто какая-то часть моей памяти сохранила историю, которую мать рассказывала. Зато, похоже, он узнал меня. Глаза и цвет волос остались от апачей, но черты лица…
— Твое лицо прекрасно, как грех, — выпалила Иден и порозовела, а он одарил ее одной из своих редких улыбок.
— В общем, я выглядел достаточно белым для него. Он договорился со старейшинами племени. Те были рады избавиться от лишнего рта. Так он забрал меня с собой.
— Что же он ждал так долго?
— У него была белая жена в Пекосе, еще до того, как он связался с моей матерью. К тому времени он перестал бродяжничать и приобрел склад. Ему нужен был наследник, жена не могла родить ему сына. Когда он понял, что сына ему не дождаться, он приехал за мной.
— А если бы твоя мать не умерла, он что, тебя бы взял, а ее оставил?
Идеи не могла скрыть ужаса.
Волк улыбнулся над ее нежным материнским инстинктом.
— Для него она была всего лишь скво из племени апачей. Когда же он привез меня в дом Эссии Блэйк, для нее я тоже был лишь грязным полукровкой.
— Я понимаю, как это, наверное, тяжело — привечать чужого ребенка от другой женщины, когда нет собственных детей, но вряд ли она упрекала тебя за то, что сделал отец?
Он сосредоточенно посмотрел на нее.
— Ты выросла на территории Аризоны, Иден. И ты знаешь, как люди здесь ненавидят апачей. Что ж, и на западе Техаса чувства людей ненамного отличаются. Мой отец был суровым человеком, и она не могла противиться его решению,
Слезы наполнили глаза Иден. Когда они подъехали к сосновой рощице с ручейком, пробивающимся среди корней, она остановила лошадь и слезла.
— Пусть лошади отдохнут, а ты закончишь историю, — сказала она приглушенным голосом.
Она двинулась к воде, собака за ней. Блэйк соскочил со своего крупного чалого, подошел и уселся рядом на бережку. Ее слезы глубоко тронули его.
— Никто еще не плакал обо мне, Иден, — тихо сказал он, протягивая к ней руку. Подушечкой большого пальца он коснулся сначала одной ее щеки, затем другой.
— И что же ты делал? И как стал таким хладнокровным и жестоким? — спросила она, внезапно ощущая робость.
Он отдернул руку, тоже вдруг оробев.
— Я понимал, что уже не могу вернуться к соплеменникам матери. Ясно было, что они скоро все вымрут. Но несмотря на белого отца, меня не принимало и белое общество. Я решил учиться. Впрочем, это не совсем так. Решила, что я должен учиться, мисс Хаксли. Думаю, что она, обучая меня, тем самым бросала вызов окружающему. — Он улыбнулся этому воспоминанию. — Она была похожа на мисс Фиббз из Прескотта, такая же костлявая и прямая, как ее накрахмаленные блузки.
— Она похожа на суровую надсмотрщицу, — улыбнулась Идеи, поглаживая улегшегося рядом пса.
— Я учился читать, писать и считать. Приобрел вкус к чтению. Читал все, что она мне давала, — от Гомера до Марка Твена… — Он замолчал.
— И что же произошло потом?
Иден чувствовала, что должно было произойти нечто ужасное, чтобы он превратился в наемного охранника.
Волк сглотнул. Он еще никогда не рассказывал о том, что до сих пор болью отзывалось в сердце.
— Отец всегда хотел, чтобы я занимался его бизнесом — управлял его складами и магазинами скобяных изделий. К тому времени он открыл еще два небольших магазина в соседних городках. Я же терпеть не мог возиться со всеми этими инструментами и стройматериалами, мне ненавистны были покупатели, которые обращались со мною, как с прокаженным — собственно, я таким и был. И однажды, когда мне было уже пятнадцать, из месячной выручки пропали двенадцать тысяч долларов.
— Не мог же отец подумать, что ты будешь воровать то, что в один прекрасный день все равно достанется тебе?
— А больше и обвинять-то было некого, особенно когда рядом стояла Эссия и говорила, что вот, мол, она предупреждала, чтобы он не доверял мне ведение счетов. А деньги взяла она. Не потому, что он в чем-то ей отказывал. Просто, чтобы подставить меня. Она по-настоящему взревновала, когда отец перестал пороть меня за детские шалости и, наоборот, признал, что у меня хорошая голова и я могу отлично считать. Он доверил мне ведение бухгалтерских книг за три месяца до того, как начались пропажи денег. Для начала он уволил нескольких клерков и нанял новых, затем же, когда пропадало все больше… В общем, он не хотел слушать, когда я попытался ему объяснить, что это ее проделки.