Единственная
Шрифт:
Ее бледное, залитое слезами лицо засияло нежностью, она протянула руки, взяла его за подбородок и подняла голову, чтобы заглянуть в глаза.
— Ты смог бы, Волк? Ты смог бы полюбить меня? Даже после того, что я натворила, и после того, что сделали со мной? — Она затаила дыхание.
— Ох, Иден, ты настолько выше меня, насколько выше звезды. С первой же минуты, как я увидел тебя в том бандитском лагере, я был потрясен твоей красотой, твоим мужеством… Я не переставая думаю о тебе, хочу тебя… и я никогда не смел и надеяться, что ты взглянешь на ничтожного полукровку, который никто,
— Шшшш…
Она приложила пальцы к его губам, к этим прекрасным губам, волшебным губам, произносящим слова, которые она могла бы слушать вечно и которые на этот раз были правдой.
— Ну зачем себя оговаривать, если нет ни малейших причин для этого? Я тоже больше не хочу этого слышать. Никогда так больше не говори, потому что ты человек, которого я люблю. Волк Блэйк.
Глава 13
Они сидели и смотрели в глаза друг друга и видели нечто сияющее и великолепное, вызванное к жизни их клятвами в любви. Несколько минут они ничего больше не могли сказать, взволнованные произошедшим. Они молчали, держа друг друга за руки, и упивались новизной их любви.
Волк прервал очарование молчания, протянув руку и поправляя у нее на затылке серебристо-золотые завитки.
— Иден, я хочу жениться на тебе, но не могу предложить тебе тот образ жизни, который я веду, — кочевой, с постоянными опасностями. Ты заслуживаешь лучшего…
— Ничего лучшего и представить нельзя, — прошептала она, прижимаясь к нему для тихого поцелуя. — С тобой я пойду куда хочешь. И меня не заботит отсутствие денег — ведь у нас есть я и ты.
— Не могу подвергать риску твою жизнь, Иден, ведь тебе придется жить рядом с нанятым револьвером, — решительно сказал Волк. — Пока я не оставлю эту работу, я буду ходячей мишенью.
— Так оставь. Я знаю, отец мог бы…
— Я не нуждаюсь в благотворительности. Я не собираюсь жениться на дочери босса, чтобы потом говорили, будто я сделал это из-за денег.
Иден напряглась в его объятиях и вызывающе вскинула подбородок.
— А мне наплевать, что будут говорить. А тебе разве нет?
— Мужчина — если он действительно мужчина — не может позволить себе жить за счет женщины, — упрямо сказал Волк.
— Тогда… тогда что же с нами будет. Волк? Она затаила дыхание, боясь встретиться с ним взглядом. Не может же все закончиться вот так, прямо сейчас, после того, через что ей пришлось пройти.
Волк испустил долгий вздох, затем сказал:
— Может быть, есть какой-то выход. Я не знаю. Я рассказывал тебе, что не возвращался к отцу, когда его жена умерла. Но слышал, что он хочет видеть меня. И даже получил пару писем, но так и не открыл их…
Иден всматривалась в его гордое лицо с непроницаемым выражением, скрывавшим долгую боль.
— Может быть, ему необходимо твое прошение, а также и наследник. Об этом ты не думал, Волк? — ласково сказала она с замаячившей в сердце надеждой.
— Мне не нужны его деньги, лично мне, но, черт побери… Иден.
Он не мог глядеть в эти сияющие любовью глаза, потому что вся его решимость тут же начинала таять.
— Ты же его единственный сын, Волк. И все принадлежит тебе… как и я, — сказала
Волк ощутил на груди ее нежное теплое дыхание. Ее руки обхватили его плечи, а ее губы, о Господи, ее губы целовали соленую горячую кожу его горла, опускаясь все ниже, чтобы уткнуться в грудь, там, где была распахнута рубашка.
Застонав, он положил ее на холодную, мшистую землю, ненасытно покрывая поцелуями. Она распахнула его рубашку и стала ласкать его крепкую волосатую грудь, в то время как он, расстегнув блузку, обнажал для поцелуев ее кремовые плечи.
Кружевная комбинация едва прикрывала розовое, фарфоровое совершенство грудей. Он языком сквозь прозрачную ткань дразнил ее бледно-розовый сосок, пока она не вскрикнула от удовольствия.
Волк услыхал ее вскрик и продолжал ласкать языком эти набухшие почки до тех пор, пока уже совершенно невмоготу стало терпеть эту одежду, не пускающую дальше жадно ищущий рот. Он снял с нее рубашку, стащил через голову комбинацию. Она поднимала руки, помогая ему обнажать тело.
Покрывая груди ладонями, целуя их, он бормотал:
— Какое совершенство, какое нежное белое совершенство.
Иден извивалась под ним, срывая с него рубашку. Когда он отбросил одежду в сторону, он застыл и посмотрел на нее сверху вниз.
— Ты ни в чем не сомневаешься, Иден?
— Нет, Волк, я еще никогда не чувствовала себя столь уверенной. Пожалуйста, люби меня, — прошептала она.
Медленно и нежно он, давая ей шанс передумать, начал освобождать их обоих от одежды, снимая сначала ее ботиночки и чулки, целуя ее шелковые ноги, затем тяжелую юбку для верховой езды, пока она не осталась только в тоненьких хлопчатобумажных панталонах. Жадно пожирая глазами ее тело, он нежно, с благоговением касался ее.
Отважно потянувшись к ремню Волка, она прошептала с пылающими щеками:
— Можно я?
— Мне это доставит величайшее наслаждение, — ответил он дрожащим и хриплым голосом.
Она нетерпеливо начала расстегивать кожаный ремень, затем ширинку и стягивать тесные брюки с его узких бедер. Пока она сражалась с его одеждой, руки ее слегка задевали затвердевший жезл. Наконец она уже намеренно, с приятным удивлением стала трогать его, заставляя Волка стонать от наслаждения, позволять выделывать все, что она хотела, с его телом. Ласло не давал ей такой свободы ласкать, исследовать. Она ощутила себя одновременно дерзкой и робкой.
Руки его скользнули к ее бедрам и стали снимать панталоны с мягких окружностей ягодиц. Теперь она была столь же обнаженной, как и он. Волк рассматривал ее маленькое гладкое тело, еще более опьяняюще прекрасное, чем он видел его издали в тот день, в Соноре.
— Ты так прекрасна, — пробормотал он, склоняясь к ней, лаская ее тело ладонями.
Лежа рядом с ним, Иден радовалась его нежным открытиям, ощущая глубочайшую разницу между мужчиной и женщиной, твердым и мягким, темным и светлым. Кожа его была бронзовой, покрытая легкими искрящимися черными волосами на руках и ногах, с густыми зарослями на груди, сужающимися книзу темным, вновь сгущающимся треугольником вокруг твердого тяжелого члена.