Единственный свидетель(Юмористические рассказы)
Шрифт:
С 1934 года я стал постоянным сотрудником журнала «Крокодил».
«Крокодил» — удивительный журнал. Он всегда был и останется журналом народным, тесно связанным с самыми широчайшими читательскими массами. «Крокодил» можно увидеть и на столе академика и в хате колхозника, в руках генерала и в солдатской казарме. «Крокодильский» читатель тоже особенный читатель — это и читатель и сотрудник одновременно. Он активно вмешивается в работу журнала, пишет письма писателям и художникам, одобряет и порицает, дает советы и подсказывает темы. Я испытал все это на себе, когда систематически начал печататься
Юмористический и сатирический короткий рассказ пришелся мне по нутру потому, что он, как и фельетон, основанный на факте, непосредственно, активно, ощутимо воздействует на сознание читателя.
Ведь писатель-юморист пишет не только для того, чтобы посмешить читателя (хотя такую задачу он тоже волен ставить перед собой), нет, главная его цель — ободряющей улыбкой, смехом, «родившимся от любви к человеку», как сказал Н. В. Гоголь, поддержать хорошее, новое в жизни, а своей саркастической насмешкой — пристыдить, унизить, иногда уничтожить плохое, отжившее, не желающее по доброй воле сходить с жизненной сцены.
Юмористический короткий рассказ, по моему глубокому убеждению, тесно связан с сатирой. Те критики, которые требуют от сатирика только одной гневной тональности, обедняют краски сатиры. Смех разит сильнее, чем любое негодование.
Кажущаяся простота формы юмористического и сатирического короткого рассказа — явление оптического обмана. Написать хороший короткий веселый рассказ (так же, как и маленькую комедию) очень трудно. Малая площадь юмористического рассказа лишь увеличивает его технологические трудности.
Писатель-юморист испытывает те же «муки творчества», которые знает любой «серьезный» беллетрист и «большой драматург». Те же поиски точного слова, яркой детали, музыкального ритма! Те же заботы о языке. А главное: как бы условны ни были образы юмориста — они должны отражать жизненную правду. Нельзя придумывать смешное — его надо увидеть в жизни. Выдумка, карикатура должны покоиться на гранитном фундаменте реальности.
Юмор — явление очень национальное по своему существу. Юмористический рассказ, написанный на одном языке, нередко совсем «не звучит» на другом. Юмор требует от переводчика глубокого творческого проникновения в оригинал и тонкого понимания комического.
Поэтому с большой теплотой и чувством благодарности я думаю о переводчиках моих рассказов: А. А. Лебеде, О. Могиле (Чехословакия), д-ре Бахе (ГДР), Андрее Тудоре, М. Мигалле, драматурге Ауреле Баранге (Румыния), Стефане Михале (Словакия), Софье Бистрицкой (Польша), сделавших мое творчество достоянием читателей стран народной демократии.
ЛЕОНИД ЛЕНЧ
ДРУЖЕСКАЯ
Познакомились
На перроне большой узловой станции в самом конце платформы на зеленой станционной скамейке сидела небольшая лохматая собака серо-желтой масти. Рядом с ней стоял фанерный чемодан.
Умная, серьезная морда собаки была полна достоинства и хранила выражение легкой брезгливости и здорового скептицизма. Всем своим видом собака как бы говорила:
— Ну что же, обождем, посмотрим. Пока для себя лично я здесь ничего интересного не вижу.
Изредка собака зевала, широко раскрывая нежно-розовую с черными пятнами влажную пасть.
Шумная перронная жизнь шла своим чередом.
Так прошло минут пятнадцать, и вот перед скамейкой с собакой остановилось двое мужчин.
Один, маленький и бородатый, был одет в серый, порядком вылинявший плащ и такую же кепку, с традиционной пуговицей на макушке. Пуговица эта была похожа на электрическую кнопку, и казалось, что, если на нее нажать, бородатый мужчина зазвонит пронзительно, как будильник.
Его спутник, морщинистый и бритый, был в мятом летнем пальто и серой, выцветшей шляпе.
— Сторожит, — кивнул на собаку мужчина в кепке с пуговицей-кнопкой.
— Сторожит, — эхом откликнулся мужчина в шляпе.
— Что за порода, никак не пойму? — спросил у спутника мужчина в кепке.
Тот бегло, с видом знатока, оглядел собаку и авторитетно сказал:
— Обыкновенная жучка. Потомственный подзаборный дворянин. Эй, Жучка, хлебца хочешь?
Собака вежливо подняла левое ухо и внимательно посмотрела на человека в шляпе. Потом она снова зевнула. Ее умные глаза хранили то же скептическое, слегка насмешливое выражение.
— А все-таки неосторожный человек ее хозяин, — сказал мужчина в кепке, обрадованный неожиданным развлечением. — Разве можно уходить и оставлять вещи на собак! Бросить ей кусок хлеба — она не заметит, как и скамейку-то вместе с чемоданом унесут.
— Это еще как сказать. Бывают такие собаки, что и не берут. Вы ей хлеба, а она вас за штаны.
— Ну, это редкость, — возразил мужчина в кепке, — это особенные собаки, ученые, вроде как в цирке или там ищейки. А вы возьмите обыкновенную, штатскую собачку, вроде этой. Да что там собака… Возьмем даже вас.
— Позвольте, что вы хотите этим сказать?
— Или даже меня возьмем. Вообразите, что я так вот сижу, скажем, в буфете, сторожу чемодан. И вдруг подходит ко мне хорошо одетый гражданин, говорит со мной на разные вежливые темы и приглашает выпить и закусить на его счет. Разве я откажусь? Никогда! А он в это время мой чемоданчик… цап-царап и… ищи-свищи его!
— Это верно!
— А тут собака, — горячо продолжал мужчина в кепке, — несознательное животное, тварь, так сказать. Хотите, давайте ее рефлексы проверим. Я ей сейчас брошу чего-нибудь, а вы возьмете со скамейки чемодан. Потом поставим его обратно.