Единственный выживший
Шрифт:
– А вы абсолютно уверены, что это было именно самоубийство? – спросил Джо.
Боб открыл было рот, чтобы что-то сказать, но осекся и быстро отвернулся, чтобы смахнуть с глаз слезы. На вопрос Джо ответила Кларисса:
– В этом нет никаких сомнений. Нора сама убила себя.
– Она оставила записку?
– Нет, – покачала головой Кларисса. – Ничего такого, что помогло бы нам понять, почему она сделала это.
– Вы говорили, что она казалась вполне счастливой и спокойной. Если…
– Она оставила видеозапись, – перебила
– С прощанием?
– Нет… Это так странно… и так страшно… – Она затрясла опущенной головой, и ее волосы растрепались еще больше. Лицо ее перекосилось от бессильного отчаяния, словно Кларисса никак не могла подобрать подходящие слова, чтобы описать ему все, что было у нее на душе.
– Это жуткая запись, – выдавила она наконец.
Боб выпустил руку жены и поднялся.
– Послушайте, Джо, вообще-то я почти не пью, но… Думаю, нам всем не помешает немножко выпить, прежде чем мы начнем говорить об этом.
– Я не хотел бы, чтобы вы страдали из-за меня еще больше… – начал Джо.
Но Боб оборвал его решительным жестом.
– Нет, – сказал он. – Все будет о'кей. Мы вместе пережили эту катастрофу и теперь как бы составляем единую семью. А со своими близкими можно говорить обо всем. Так вы будете пить?
– Конечно.
– Не рассказывай ничего о пленке, пока я не вернусь, – предупредил Боб жену. – Я знаю: ты думаешь, что мне будет легче, если меня при этом не будет, но это не так.
Он ласково посмотрел на жену, и, когда она согласно кивнула, на лице Боба так ясно отпечатались нежность и любовь, что Джо поспешно отвел глаза. Этот обмен взглядами остро напомнил ему о том, что он потерял.
Когда Боб вышел, Кларисса снова занялась искусственными цветами на столике, а потом закрыла лицо руками и некоторое время сидела молча, упираясь локтями в свои голые колени.
Наконец она подняла голову и посмотрела на Джо в упор.
– Он очень хороший человек, – сказала она.
– Мне он тоже понравился, – осторожно ответил Джо.
– Он хороший муж и хороший сын, – продолжила Кларисса. – Окружающие, как правило, видят в нем только военного летчика, героя войны в Заливе, крутого парня и все такое, но он умеет быть очень нежным и внимательным. У него есть сентиментальная жилка… – Она слабо улыбнулась. – Сентиментальная жилка толщиной примерно в милю. Такая же была и у его отца.
Джо терпеливо ждал. Он чувствовал, что Кларисса хотела сказать что-то совсем другое.
После небольшой паузы она снова заговорила, но голос ее звучал глухо и устало.
– Мы не торопились с детьми, Джо. Нам казалось, что у нас впереди еще много времени и что мы многое должны успеть, прежде чем обзаводиться потомством. Теперь я об этом жалею. Конечно, и сейчас еще не поздно – мне всего тридцать, а Бобу тридцать два, но когда я думаю о том, что наши дети так и не узнают Нору и Тома… Они были просто замечательными людьми, Джо, можете
– Вы ни в чем не виноваты, – медленно ответил Джо. – Это, во всяком случае, от нас не зависит. Все мы – просто пассажиры в поезде, и не мы им правим, как бы нам ни хотелось обратного.
– И вы… вы действительно настолько смирились с тем, что произошло?
– Во всяком случае, я пытаюсь.
– Ну и как успехи?
– Откровенно говоря – никак.
Кларисса негромко рассмеялась, а Джо подумал, что за прошедший год он не рассмешил ни одного человека, за исключением подруги Розы Такер, с которой он разговаривал по телефону несколько часов назад. И хотя в смехе Клариссы были и грусть, и горькая ирония, Джо послышались в нем нотки облегчения, а это, в свою очередь, заставило его почувствовать, как крепнет нить, связывающая его с миром живых, – нить, которая не давалась ему в руки на протяжении столь долгого времени.
– Скажите, Джо, – спросила Кларисса после недолгого молчания, – могла эта Роза быть… нехорошим человеком?
– Нет. Скорее наоборот.
На веснушчатое, от природы открытое и доверчивое лицо Клариссы неожиданно наползла тень сомнения.
– Вы… абсолютно уверены в том, что говорите?
– Вы бы тоже не сомневались, если бы увидели ее так близко, как я.
В это время вернулся Боб. В руках он держал три стакана, вазочку с колотым льдом, литровую бутылку "7-Ап" и бутылку виски "Сигрэм-7-Краун".
– Боюсь, что, кроме этого, нам совершенно нечего вам предложить, – извинился он. – В нашей семье не жаловали это дело. Разве только по праздникам, да и тогда мы обходились без особых изысков.
– Ничего страшного, – сказал Джо и с благодарностью кивнул, принимая стакан с коктейлем "Семь на семь", который Боб для него смешал.
Напиток вышел у Боба довольно крепким, и в гостиной ненадолго воцарилась тишина, прерываемая только позвякиванием льда о стекло. Потом Кларисса сказала:
– Мы знаем, что это было самоубийство, потому что она записала его на пленку.
– Кто записал на пленку? – переспросил Джо, совершенно уверенный, что ослышался или не так понял ее слова.
– Нора, мама Боба, – пояснила Кларисса. – Она сама записала на видео свое собственное самоубийство.
Сумерки быстро таяли, истекая за горизонт потоками пурпурно-красного света, и чернота ночи все плотнее прилегала к окнам уютной желто-белой гостиной.
Коротко и по-деловому, демонстрируя завидное самообладание, Кларисса пересказала Джо все, что было известно ей о смерти свекрови, но даже в такой сжатой форме от ее рассказа веяло жутью. Говорила она совсем негромко, однако каждый слог раздавался в тишине комнаты как удар колокола, который, как казалось Джо, эхом отдавался внутри его до тех пор, пока его не начало трясти.