Единственный выживший
Шрифт:
Когда молодой мужчина отрезал от мотка шестидюймовый кусок пластыря и, плотно заклеив ей рот, закрепил кляп на месте, дважды обернув липкую ленту вокруг ее головы, Барбара запаниковала, но усилием воли справилась с собой. В конце концов, нос ей оставили свободным, и она могла дышать, а если бы эти двое прокрались в ее комнату, чтобы убить ее, то она скорее всего уже давно была бы мертва.
Закончив свое дело, человек со змеиной улыбкой отступил обратно в свой темный угол, а красноносый убийца с чувственным ртом уселся на кровати прямо напротив Барбары, так что между их коленями оставалось всего несколько дюймов. Положив пистолет на вмятую простыню, он достал из кармана куртки какой-то предмет, и Барбара
Улыбнувшись ей своими полными губами, он плотоядно облизнулся и, опустив руку в другой карман куртки, достал оттуда небольшую головку сыра "Гауда". Содрав при помощи ножа целлофановую упаковку, он зацепил блестящим лезвием красную восковую оболочку, не позволявшую сыру засохнуть или расплавиться, и ловко снял ее.
Потом он стал нарезать сыр тоненькими кусочками и есть их прямо с ножа. Беспрестанно двигая своими враз повлажневшими губами, он одновременно ел и говорил, и Барбара узнала, что ему известно, где живет и где работает ее сын Денни. В подтверждение своих слов он назвал оба адреса.
Он знал также, что Денни женился тринадцать месяцев, девять дней и – тут убийца поглядел на часы – пятнадцать часов назад. Ему было достоверно известно, что жена Денни Ребекка находится на шестом месяце беременности и что первого ребенка – девочку – счастливая молодая пара собирается назвать Фелицией.
Чтобы предотвратить крупные неприятности, которые могли нежданно-негаданно постигнуть Денни и его жену, Барбара должна была признать общепринятую версию того, что случилось с "черным ящиком", записывавшим все разговоры в кабине погибшего лайнера, – версию, которую она неоднократно отвергала в разговоре с коллегами и которую всерьез намеревалась оспорить в официальном порядке. При этом как бы само собой подразумевалось, что Барбара должна забыть о том, что она слышала на извлеченной из "черного ящика" магнитной пленке.
В случае, если она продолжит свои попытки докопаться до правды или попытается сообщить о своих сомнениях газетам, телевидению или широкой общественности, Денни и Ребекка исчезнут – это губастый обещал ей твердо. В подвале одной частной усадьбы, надежно звукоизолированном и специально оборудованном для проведения допросов третьей степени, Денни прикуют наручниками к стене, подтянут ему веки скотчем так, чтобы он не мог закрыть глаза, и заставят смотреть, как человек с чувственными губами и его коллеги медленно, не спеша убивают Ребекку и ее нерожденное дитя.
Потом они начнут отрезать пальцы на руках самому Денни. По одному в день, с использованием самых современных хирургических методов, чтобы предотвратить заражение и смерть от болевого шока или кровотечения. Денни, таким образом, будет оставаться в сознании и не умрет, хотя с каждым днем от него будет оставаться все меньше и меньше. На одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый дни они отрежут ему уши и язык.
По словам толстогубого, программа подобного "деликатного" хирургического вмешательства была рассчитана на целый месяц.
И каждый день, ампутируя у Денни ту или иную часть, тот или иной орган, они будут говорить ему, что отпустят его к матери, не причинив никакого дальнейшего вреда, если только она согласится участвовать в заговоре молчания, который, в конце концов, послужит высшим национальным интересам, так как имеет непосредственное отношение к важнейшим оборонным программам.
Отправив в рот очередной ломтик сыра, губастый тут же оговорился, что нарисованная им картина может не соответствовать действительности
Продолжая отрезать ломтики "Гауды" и подавать их самому себе на кончике опасного, острого ножа, толстогубый гурман заверил Барбару, что ни полиция, ни головастые – или считающиеся таковыми – ребята из ФБР, ни могущественная армия Соединенных Штатов не смогут надежно обеспечивать безопасность Денни и Ребекки до скончания веков. По его словам, он работал на организацию такую могущественную и обладающую такими безграничными возможностями, что ей по силам было сговориться, обойти, а то и нажать на любое учреждение или агентство федерального или местного подчинения.
Потом губастый попросил Барбару кивнуть, если она верит сказанному.
Барбара поверила ему сразу и без малейших колебаний. Безоговорочно. Этот сладострастный голос, который буквально смаковал каждую произнесенную угрозу так, словно слова могли иметь вкус и остроту, был голосом человека безгранично самоуверенного и крайне гордящегося своей принадлежностью к могущественной тайной организации, которая, кроме всего прочего, платила ему очень большую зарплату, дополняемую разными льготами, так что в старости этот губастый любитель сыра мог рассчитывать на самые щедрые пенсионные выплаты, установленные для гражданских служащих. Впрочем, Барбара искренне надеялась, что до старости он не доживет и его розоволицый напарник – тоже.
Закончив, губастый спросил, согласна ли Барбара сотрудничать.
Она снова кивнула без малейшего колебания и совершенно искренне, хотя чувство вины и унижение были почти непереносимыми. Да, она согласна молчать. Конечно. Безусловно.
Разглядывая бледный ломтик сыра, обмякший на кончике ножа, как наколотая на острогу рыба, губастый заявил, что обязан сделать все возможное, чтобы гарантировать ее честное и добровольное сотрудничество. Ему хотелось бы, чтобы Барбара никогда не испытывала желания нарушить данное слово. Поэтому, сказал он, прежде чем уйти из отеля, он и его партнер выберут наугад одного из служащих или постояльцев – первого, кто попадется им по пути, – и застрелят его тремя выстрелами в упор. Две пули в грудь, одна – в лоб.
Потрясенная Барбара попыталась показать, что в этом нет никакой необходимости, что она согласна, согласна на все, однако губы ее были надежно заклеены липкой лентой, а руки – прикручены к стулу, поэтому единственное, на что она оказалась способна, это на приглушенное, жалобное мычание без слов. Она не хотела, чтобы на ее совести была смерть постороннего человека. Страшным ночным гостям не было никакой необходимости проводить эту жуткую демонстрацию серьезности своих намерений, ведь она же поверила им, поверила без колебаний!