Единственный выживший

Кунц Дин Рей

Должно быть, подросток заметил в глазах собеседника что-то такое, что заставило его осечься на полуслове. Даже поза его изменилась и стала не такой вызывающей, а взгляд снова ушел в сторону – туда, где игроки продолжали гонять по кругу таракана с расплющенным брюшком.

– Дай мне мои деньги, – сказал он. – Я их заработал.

Но Джо не спешил расстаться с двадцаткой.

– Где твой отец?

– А что?

– А мать?

– Тебе-то какое дело?

– Где же они?

– У них своя жизнь, у меня – своя.

Гнев Джо превратился в отчаяние.

– Как тебя зовут, парень?

– Зачем тебе знать? Или ты думаешь, что я сопляк,

которому мамочка не разрешает одному ходить на пляж? Так вот, я уже давно хожу туда, куда мне хочется, а ты можешь поцеловать себя в зад!

– Никто не спорит, что ты можешь ходить куда тебе хочется, но тебе не обязательно бывать везде.

Подросток снова посмотрел на Джо в упор. В его глазах-гематомах промелькнула тень такого глубокого одиночества и такой острой застарелой боли, что Джо был потрясен до глубины души. Ни один подросток в таком нежном возрасте просто не должен был доходить до такого состояния, какими бы ни были его обстоятельства.

– Не обязательно бывать везде? – переспросил подросток. – Что это означает?

Джо почувствовал, что между ними неожиданно установилась глубокая и тесная связь, возникло понимание на подсознательном, интуитивном уровне. Дверь, разделявшая его и этого неблагополучного подростка, неожиданно повернулась на петлях, распахнулась во всю ширь, и Джо подумал, что и его собственное будущее, и будущее этого парня может быть изменено к лучшему самым решительным образом, если он только поймет, куда они смогут пойти после того, как шагнут через этот порог. Но увы!.. Ему тут же пришло в голову, что его собственное бытие было таким же бессодержательным, а жизненная философия – такой же пустой, как любая из выброшенных на песок раковин. У него не осталось ни веры, которой он мог бы поделиться, ни мудрости, на которую можно было бы опереться, ни надежды. Джо сам не понимал, за счет чего он продолжает с грехом пополам держаться; как же он сумеет поддержать еще одного, постороннего человека?

Он сам был поверженным, а поверженный не может никого повести за собой.

Для юнца момент искренности прошел еще быстрее, и он ловко выдернул двадцатидолларовую бумажку из пальцев Джо. Выражение его лица стало насмешливым, и он с издевкой повторил:

– Потому что они – женщины, да… – Он попятился. – Но, если как следует их завести, они превращаются в грязных, распаленных сучек.

– Неужели все мы – просто животные? – спросил в свою очередь Джо, но подросток уже выскользнул из уборной и не услышал вопроса.

Несмотря на то что Джо дважды вымыл руки, он снова почувствовал себя так, словно ковырялся в самой грязной грязи.

Тогда Джо снова повернулся к рукомойникам, но оказалось, что добраться до них он не сможет – непосредственно вокруг таракана собралось уже человек шесть или семь, а за ними стояло еще несколько болельщиков или просто зевак.

В уборной было жарко и невыносимо душно, пот градом катился по лицу и по спине Джо. В носу свербило от резкого запаха, кислота с каждым вдохом разъедала легкие, глаза слезились. Плотный желтый воздух колыхался перед зеркалами, размывая отражения фигур игроков, словно они были не существами из плоти и крови, а проклятыми душами в аду, увиденными сквозь потайное, покрытое потеками серы и гноя окошко. Игроки азартно кричали и улюлюкали, потрясая в воздухе пачками долларов. Их голоса сливались в один пронзительный вой, напоминая речь буйнопомешанного, который то глухо бормочет себе под нос, то визжит в бессмысленной и безумной ярости.

Этот визг вонзался в мозг Джо словно кинжал; от него ныли зубы, и казалось – еще немного, и звуковые колебания начнут раскалывать стекла.

Протолкавшись между мужчинами, он наступил на таракана ногой и раздавил.

В сверхъестественной тишине, наступившей сразу за этой дерзкой выходкой, Джо повернулся и направился к выходу. Душераздирающие крики болельщиков все еще звенели у него в ушах, а каждая клеточка продолжала вибрировать в унисон звуковым волнам. Ему хотелось выбраться отсюда как можно скорее, пока он не взорвался ко всем чертям.

Игроки очнулись от столбняка почти одновременно – очнулись, задвигались и сердито заговорили хором, словно обуянные праведным гневом прихожане в церкви, в которую во время службы ввалился пьяный уличный бродяга и заблевал алтарь.

Один из мужчин, с розовым, словно ломоть ветчины, лицом и растрескавшимися от жары губами, едва прикрывавшими желтые зубы, между которыми застряли кусочки табачной жвачки, грубо схватил Джо за руку и развернул к себе.

– Какого черта, приятель?! – воскликнул он.

– Отпусти меня, – дрожа от еле сдерживаемого гнева, отозвался Джо.

– Я должен был выиграть деньги!

Его пальцы, сжимавшие запястье Джо, были влажными от пота, но короткие грязные ногти впивались в мякоть руки с такой силой, что вырваться из его хватки было бы непросто.

– Отпусти руку, слышишь?

– Я должен был выиграть деньги! – повторил мужчина и скорчил такую свирепую гримасу, что его потрескавшиеся губы лопнули, и из трещин выступили капельки крови.

Перехватив руку мужчины, Джо оторвал от своего запястья его короткий и толстый палец и загнул в противоположном направлении. Прежде чем глаза противника успели расшириться от удивления и боли, Джо завел ему руку за спину, развернул и с силой толкнул в спину, так что нападавший с разбега врезался лицом в дверцу туалетной кабинки.

Джо казалось, что еще во время разговора с подростком его гнев улегся, оставив в душе только отчаяние, но он вдруг вспыхнул снова и был слишком горячим и сильным, совершенно не пропорциональным нанесенному оскорблению. Джо понятия не имел, почему он так себя ведет и почему самодовольная бесчувственность игроков так на него подействовала, однако еще прежде, чем он сумел осознать неадекватность своей реакции, он ударил мужчину о дверцу кабинки во второй и в третий раз.

Даже после этого гнев его не остыл; перед глазами продолжала плавать черно-багровая пелена бешенства, а в душе поднималась волна примитивной неистовой ярости, чем-то похожая на многотысячную стаю вспугнутых обезьян, которые с воплями несутся неведомо куда сквозь переплетение ветвей и лиан. Несмотря на это, рассудком Джо продолжал осознавать, что не контролирует себя и что еще немного – и он совершит убийство. Невероятным усилием воли он заставил себя разжать руки, и незадачливый игрок рухнул на заплеванный пол.

Дрожа от бешенства и от страха перед этим неконтролируемым бешенством, Джо сделал несколько шагов назад, пока не уперся спиной в рукомойник. Остальные посетители уборной, бывшие свидетелями его вспышки, осторожно пятились от него. Все молчали.

Лежащий мужчина сел на полу посреди рассыпавшихся однодолларовых и пятидолларовых банкнот, которые он успел выиграть. Его подбородок был в крови, которая продолжала течь из растрескавшихся губ. Одну руку он прижимал к лицу – к той его стороне, которой он ударился о дверь.